Кобыла, привычная к более нежному извозчицкому мату, испуганно косилась глазом на нового седока, на всякий случай наддавая ходу до двух узлов.Кое-как прискакали.— Кажется, здесь, — сказал Мишель, дивясь тому, что Паша-кочегар за всю неблизкую дорогу ни разу не повторился в своих морских эпитетах!— Тпру-у-у!.. Язва сингапурская, якорь те в брюхо через все переборки!.. Тпру-у-у, тебе говорю!..Богат, хоть и однообразен язык у матросов...— Айда за мной.В подъезде подошли к первой же квартире.— Только не вздумайте двери ломать, а тем паче стрелять! — предупредил Мишель.Солдаты безразлично кивнули. Стрелять им было без интереса — чай, настрелялись на фронте за четыре года мировой войны. До одури. Мишель постучал. Подождал.Снова постучал.— Откройте, пожалуйста. Чрезкомэкспорт! — крикнул он, ломая язык на новомодной аббревиатуре.За дверью завозились.— Какой такой Чрезкомэкспорт?— Чрезвычайная экспортная комиссия, — расшифровал Мишель.— Чего надо-то?— Нам бы узнать, которых из жильцов теперь нет, какие квартиры пустые стоят, — вновь на весь подъезд прокричал Мишель.— А никого, считай, нет — в любую заходите, — крикнули из-за двери и все затихло.— Надо было сказать, что мы из Чека, чего мудрствовать-то, — недовольно проворчал матрос. — Враз бы отворили!Тогда верно — открыли бы. Тем более что действительно их комиссия чрезвычайная — ныне все чрезвычайные! — а про то, что она по экспорту, можно было и умолчать.А так — не открыли. Пришлось идти за дворником.Как ни странно, в этом доме дворник был, не сбежал — то ли не захотел, то ли некуда было. Он приоткрыл дверь, недовольно глядя на пришедших.— Собирайтесь, будете понятым, — грозно приказал Мишель.Дворников Мишель с некоторых пор не любил. С тех самых, как ему размозжил голову, а после пытался утопить в Москве-реке татарин Махмудка.— Ну давай-давай, не тяни, ирод узкоглазый! — прикрикнул матрос Паша. — И не жмурься мне тут, будто рыба-камбала!Дворник, воровато зыркнув по сторонам, стал собираться.Возражать кочегару Паше ему даже в голову не пришло. И никому бы не пришло!— Ежели есть запасные ключи от квартир — возьмите, — попросил Мишель.Он знал, что жильцы частенько, отправляясь в долгие отлучки, оставляли ключи дворникам, чтобы те приглядывали за вещами, проверяли пальмы в горшках и чистили дымоходы.— Нету у меня ключей, — угрюмо сказал дворник.— А коли ключей нет — то топор с багром бери! — приказал Паша-кочегар.На втором этаже долго стучали в две квартиры. Никто не открывал.— Ломайте! — приказал Мишель.Дворник долго возился с топором, пытаясь сунуть его в щель меж дверями, да все у него не выходило. Наконец всем это надоело.— Отойди, нехристь! — толкнул его в сторону Паша-матрос, с силой пихнув дверь рукой. Замок жалобно звякнул и вылетел из двери. Дверь распахнулась.Ну и силища!— У вас все такие? — с уважением спросил Мишель. — Иде?— На флоте.— Не — тока в кочегарке. Там же цельный день лопатой туда-сюда машешь, за вахту скока тонн антрациту в топку перекидашь! Отсель и силушка-то.Ну да, верно... Трудней кочегарской работы на корабле не сыскать! Тут либо сразу богу душу отдашь, либо подобен богатырю станешь.Прошли в комнаты. Видно было, что здесь давным-давно никто не появлялся. Воздух был сперт, на мебели толстым слоем лежала пыль.— Поглядите в правой половине, а я здесь, — распорядился Мишель.Быстро разбрелись по комнатам, огляделись, вновь сошлись в прихожей.— Ну что?— А ничегошеньки! — махнули рукой солдаты. — Видать, все с собой господа забрали.Мишель тоже ничего не увидел — лишь пустые рамки от фотографий да выдвинутые и брошенные ящики комодов. И даже ложек серебряных, и тех не нашлось, что уж вовсе странно. Или, верно, съехавшие жильцы все с собой до последней заколки унесли, или кто-то здесь до их прихода побывал.— Аида дальше.В следующей квартире, как только открыли дверь, кто-то шмыгнул мимо них на лестницу.— Держи вора!Паша-матрос развел ручищи и сграбастал беглецов. Два парнишки лет двенадцати трепыхались у него в руках, не касаясь ногами пола.— Вы кто? — удивленно спросил Мишель. Ребятишки были чумазыми и в каких-то дырявых лохмотьях. Правда, на руке одного из них отблескивал золотой перстень.— Дяденьки, дяденьки, отпустите Христа за ради! — причитали, плакали, дергаясь в лапах Паши-матроса, испуганные до полусмерти ребятишки. — Бо-ольно, дяденьки-и!..— Поставь их, — попросил Мишель. Притихшие пацаны с уважением глядели на матроса, который вознес их, будто пушинки.— Что вы здесь делаете? — вновь спросил Мишель.— Живем, — ответили мальчишки.— Долго?— Почитай, всю зиму и весну тоже, — ответил тот, что постарше.— А родители ваши где?— От тифу померли. И мамка, и папка. Все... Беспризорные, значит... Много их теперь появилось в Москве, в Питере и других больших городах, куда гнали их из вымирающих деревень отчаяние, голод и надежда.Послышалось смутное шуршание, и из квартиры тихо выступила тень. Это была такая же чумазая, как пацаны, такая же худая и в таких же лохмотьях девочка.Она вышла и тихо встала подле стены.— А это кто? — указал на нее Мишель.— Сестренка наша. Младшая, — мрачно ответил мальчишка, тот, что постарше.И недовольно глянул на девочку, отчего та сжалась в комок и зашмыгала носом.— Чего ты вылезла-то, дура? Сказано ведь было — под кроватью тихонько сидеть!— Там темно и страшно, и мыши шуршат, — испуганно округлив глаза, сообщила девочка.У Мишеля защемило сердце.А солдаты ничего, они равнодушно глядели на беспризорников. Их таким было не удивить, они и хуже на фронте видали.— Все, что ли? — поинтересовался Мишель.— Ага... Ванька ишо был, да только он зимой помер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78