– Что здесь делала полиция? – спросил Уилкес.
– Переписывала номера машин.
Уилкес кивнул. Некоторое время он посидел молча, потом поднял глаза на Кита.
– А вы ведь сын Джорджа и Элмы?
– Да, сэр.
– Кто вас крестил, я?
– Мне так говорили.
Уилкес улыбнулся:
– А венчал вас тоже я?
– Нет, сэр. Я никогда не был женат.
– Да, верно. Вы ведь ушли в армию, а потом были на государственной службе.
– Сперва я учился в колледже. В Боулинг-грине. Вы еще меня напутствовали, чтобы я был поосторожнее с распутными университетскими особами.
– И что, помогли мои напутствования?
– Нисколько.
Уилкес снова улыбнулся, потом спросил:
– Вы вернулись насовсем?
– Не думаю.
– А почему вы вообще вернулись?
– Присмотреть за домом.
– И только?
Кит немного подумал, потом ответил:
– Я не хочу лгать, поэтому я лучше промолчу.
– Ну, до меня доходили некоторые слухи насчет того, почему вы здесь, но не в моих привычках распространять сплетни, поэтому я не скажу, что именно я слышал.
Кит ничего не ответил.
– Как ваши родные? – спросил Уилкес.
Кит вкратце рассказал ему, а потом поинтересовался:
– А как миссис Уилкес?
– Всевышний решил, что пора призвать ее обратно.
Кит понимал, что обычные соболезнования в данном случае никак не соответствовали бы тому, что он только что услышал, и потому сказал только:
– Она была чудесной женщиной.
– Воистину так.
– А почему вы не пошли на собрание? – спросил Кит.
– Я не смешиваю религию и политику. Сейчас этим грешат многие молодые пасторы, и половина прихожан очень недовольна.
– Да, но ведь в мире же и в самом деле существует социальная несправедливость, и церковь могла бы тут чем-то помочь.
– Мы и помогаем. Я молюсь о любви и благодеянии, о любви к ближнему и добрых поступках. Если бы люди нас слушали, никакой социальной несправедливости бы не было.
– Но как же они могут слушать, если не ходят в церковь; да и те, кто ходит, тоже не очень слушают.
– Кто-то ходит, кто-то нет. Одни слушают, другие не слушают. Я делаю все, что в моих силах.
– Знаете, пастор, я видел лютеранских священников в Дрездене, которые организовывали демонстрации. Их еще потом показывали по телевизору. Они помогли свергнуть правительство коммунистов. А в Польше то же самое делали католические священники.
– Да благословит их Господь. Они поступали так, как им велела совесть. – Пастор помолчал, потом прибавил: – Могу сказать, если вам от этого будет легче: я бы без колебаний отдал жизнь за свою веру.
– Будем надеяться, что этого не понадобится.
– Как знать.
– Но вы ведь позволили этим людям воспользоваться вашей церковью. И выставили отсюда полицию.
– Да, верно.
– А вы знаете, чему посвящено собрание? – спросил Кит.
– Знаю.
– И одобряете?
– Учитывая, что речь не идет о насилии или о чем-то противозаконном, да, одобряю. Знаете, – добавил он, – это же ведь старая сельская традиция: использовать здания церквей для различных собраний. Она восходит еще к тому времени, когда церковь была в сельской местности единственным достаточно большим зданием, способным вместить массу народа, а до города бывало слишком далеко что верхом, что в коляске. Со времен войны с Испанией святой Джеймс был тут свидетелем всевозможнейших собраний, и политических, и патриотических. Церковь мне не принадлежит, я в ней только служитель Божий.
– Да, но ведь местных куклукс-клановцев вы сюда наверняка не пускаете.
– Слуга Господен не расист и не идиот, мистер Лондри, – усмехнулся пастор. – Но я вас пригласил сюда не для того, чтобы вы меня расспрашивали. Я сам хотел вас кое о чем спросить. Если можно.
– Пожалуйста.
– Благодарю вас. А вы одобряете это собрание?
– В принципе.
– Вы уже успели понять, что в Спенсервиле не все благополучно?
– Да, успел.
– Вы знаете начальника полиции Бакстера?
– Мы вместе учились в школе.
– Но из слов и действий тех полицейских я понял так, что вы стали объектом его внимания не в средней школе, а немного позднее.
– Нет… а в общем, пожалуй, да. Но мне кажется, это скорее связано с тем, что черная кошка между нами пробежала еще в школе.
– В самом деле? Вы что, были с ним соперниками?
– Ну, я никогда не считал его соперником. А вот он, судя по всему, думал иначе. – Кит не совсем понимал, к чему клонится их разговор, и к тому же не терпел, чтобы его выспрашивали подобным образом, но пастор Уилкес был одним из тех очень немногих людей, которым Кит готов был позволить такие расспросы.
Старик, казалось, задумался, потом проговорил:
– Память у меня сейчас не такая хорошая, как была когда-то, но что-то я припоминаю, вроде бы вы раньше ухаживали за его нынешней женой.
Кит ничего не ответил.
– Если не ошибаюсь, мне говорила об этом ваша мать.
– Возможно.
– Тогда, может быть, мистер Бакстер просто расстроен тем, что бывший ухажер его жены решил вернуться в Спенсервиль.
– Я был ее любовником, сэр. В колледже. – Незачем упоминать о старших классах школы и тем самым расстраивать старика, решил Кит.
– Называйте это как хотите. Я понимаю, о чем идет речь, – кивнул Уилкес. – А вы не думаете, что именно это и выводит мистера Бакстера из себя?
– Ну, в таком случае он просто недоразвитый.
– Да простит меня Бог за такие слова, но за все те годы, что я их знаю, никто из Бакстеров не показал себя особо зрелым человеком.
Кит улыбнулся.
– Как же ее девичья фамилия… Прентис, верно?
– Да. Энни.
– Совершенно верно, Энни Прентис. Очень хорошая семья. Пастор Шенк из церкви Святого Иоанна прекрасно о них отзывается. Знаете, ведь мы, священники, все общаемся между собой. Даже те, кто принадлежит к церкви Непорочного Зачатия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104