«Если бы знать тогда, что нас ждет, – подумал Кит, – мы бы постарались растянуть то лето в целую вечность».
Кит поднялся со скамейки и двинулся вперед. Откуда-то вдруг донеслись громкие звуки «рэпа»; подростки, рассевшись на траве в кружок, развлекались электронными играми; несколько стариков отдыхали на скамейках. На газоне, прижавшись друг к другу, лежала парочка – их лица выражали полнейшее отчаяние из-за того, что нельзя было избавиться от одежды.
Кит снова вернулся мысленно в лето, а потом и осень того, далекого года. Он и Энни идеально подошли друг другу в любви: оба они с удовольствием экспериментировали, радовались своим общим открытиям, у обоих в достатке было присущих юности энтузиазма, энергии и выносливости. В то время не существовало еще ни пособий по половому воспитанию, ни книг и справочников, которые вводили бы в таинства секса, ни видеофильмов на эту тему; но каким-то непостижимым образом, повинуясь одним только собственным инстинктам, они сами пришли и к оральному сексу, и к позе «шестьдесят девять», к открытию эрогенных зон, эротической манеры раздеваться, десятка самых различных положений и позиций, к сексуальным играм и разговорам. Кит не имел ни малейшего представления о том, откуда это все вдруг на них снизошло; иногда один из них в шутку обвинял другого в том, что у того есть, оказывается, немалый опыт сексуальных похождений, что тот насмотрелся порнографических кинофильмов, которые в то время были вне закона и производились исключительно в Европе, или же в том, что тот делится информацией с друзьями или подругами. На самом же деле оба они были девственниками, оба совершенно ничего не знали, но оба страстно хотели узнать и были на удивление раскрепощены и лишены каких-либо предубеждений.
Они занимались любовью при малейшей возможности, в любом месте и в любое время, и ухитрялись при этом держать свои отношения в секрете, как вынуждены были поступать в то время все влюбленные.
В колледже, вдали от дома, они, конечно, почувствовали себя свободнее; но общежития тогда были раздельные, и за соблюдением установленных правил в них следили очень строго. В мотелях подобным парочкам номера сдавать отказывались, и потому на протяжении двух лет они занимались любовью за пределами университетского городка, в квартире, принадлежавшей одной семейной паре, их друзьям. Потом Энни удалось снять для этой цели комнату в доме над хозяйственным магазином, но жили они по-прежнему каждый в своем общежитии.
Кит снова, в который уже раз, задал себе вопрос, почему они все-таки тогда не поженились. По-видимому, им не хотелось разрушать ту атмосферу романтики, тайны, запретного плода, что сопутствовала их отношениям. И к тому же не было никакой необходимости куда-то спешить, с чем-то торопиться: казалось, что, пока они живут в замкнутом мирке колледжа, стабильности и безопасности их существования ничто не угрожает.
Но затем подошло время окончания колледжа, и повестка с призывного участка не заставила себя ждать. В те годы половина его знакомых смотрели на получение повестки как на призыв не к оружию, а к алтарю. Конечно, брак не освобождал от армии как таковой, но делал службу в ней несколько легче. Женатый солдат по окончании рабочего дня мог жить за пределами военного городка, он получал большее содержание, а кроме того, у женатых было меньше шансов оказаться отправленным в мясорубку.
И тем не менее они с Энни ни разу всерьез не обсуждали возможность брака. «По большому счету , – подумал Кит, – каждый из нас мечтал о своем. Ей нравилась университетская жизнь. А я жаждал приключений» .
Они были друзьями, любовниками и душевно близкими друг другу людьми, с одними и теми же мыслями, чувствами, настроениями. На протяжении более чем шести лет они существовали вскладчину, не делили машины на свою и чужую и вообще жили одной жизнью. Но при всей их открытости друг другу ни один из них не осмеливался касаться темы будущего, чтобы ненароком не причинить боль другому, а потому в тот самый последний их день он тихо наклонился к спящей Энни, поцеловал ее и ушел.
Занятый своими размышлениями, Кит дошел почти до противоположной части парка, откуда уже виднелось стоявшее по ту сторону улицы здание почты.
Вдруг он услышал слева от себя громкие голоса и повернулся. Примерно в тридцати футах от него, на пересечении двух парковых дорожек, стояли двое полицейских и орали на лежащего на скамейке человека – один из полицейских при этом еще и колотил дубинкой по подошвам его ботинок.
– Вставай! Поднимайся! Поднимайся! – выкрикивали они.
Человек неуверенно встал, и в свете уличного фонаря Кит разглядел, что это был Билли Марлон.
– Я тебя предупреждал, чтобы ты здесь не спал! – рявкнул один из полицейских.
– Пьяница чертов! – заорал другой. – Бродяга! Мне уже надоело вечно тут на тебя натыкаться!
У Кита возникло желание сказать этим молодым людям, что Билли Марлон – ветеран войны, он участвовал в боях, когда-то играл за футбольную команду города, что он отец взрослых детей и, в конце концов, просто человек. Но Кит решил постоять немного и посмотреть, не исчерпается ли инцидент сам собой.
Однако, похоже, до развязки было еще далеко. Копы прижали Билли спиной к дереву, придвинулись к нему почти вплотную и продолжали орать, понося и оскорбляя его.
– Мы тебя предупреждали, чтобы ты не совался в город?! Ты тут никому не нужен! Не желаешь слушать добрых советов, да? – И дальше в том же роде.
Билли вначале стоял молча, прижимаясь спиной к дереву, потом вдруг завопил в ответ:
– Оставьте меня в покое! Я никого не трогаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104