Вы никакого понятия не имеете о том, что значит быть свободным человеком с правами и обязанностями.
– Нет, я знаю об этом. Меня этому здесь учили!
– Вы не могли этому научиться здесь. – Лиза ткнула Руни пальцем в грудь. – Вы должны жить этим изо дня в день. Ну же, Руни, покажите, как вас научили отстаивать свое право на свободу слова, гарантируемое обеими нашими конституциями. Подобная тренировка пойдет вам только на пользу. – Она оглядела собравшихся. – Да и всем вам тоже.
Курсанты молчали. Холлис видел, что некоторые из них сейчас задумались над Лизиными словами. Но большинство стояли с таким видом, который бывает у людей, когда они слышат призыв вооружаться и притворяются, что оратор обращается к кому-то другому.
– Разве вы не понимаете, что у вас права на жизнь, свободу и поиски счастья не больше, чем у любого здешнего заключенного? – спросил Сэм. – Вы никогда не задумывались о том, что происходит с курсантами, отчисленными из школы?
– Вы стараетесь совратить нас вашей типичной западной пропагандой! Мы не поддаемся на эти провокации! – выкрикнул курсант Джон Флеминг.
– Если собираешься спорить с ними, так спорь как американец, а не как русский тупица! – осадил его Марти.
– Что происходит с курсантами, которых отсеивают? – спросила Лизу Сьюзи Трент.
– Заткнись! Неприятностей захотела? – рявкнул на Сьюзи Руни.
– Я хочу знать, – ответила она.
– Я буду говорить как американец, – обратился ко всем курсант Сонни. – Эти двое злоупотребляют своими правами на свободу собрания и свободу слова. Они подстрекают нас к мятежу и выдают себя за праведников и миротворцев. Предлагаю арестовать их и доставить в штаб.
– Ваш хозяин, Петр Буров, собирается устроить незаконную казнь... – сказал Сэм.
– Ничего незаконного в ней нет! – заорал Сонни. – Здесь существуют свои законы, Холлис, и Додсон нарушил один из них. Он знал, что этот проступок карается смертью.
– А что ты скажешь по поводу тех десятерых, выбранных наугад, которых тоже собираются казнить? В цивилизованном обществе такое называют репрессиями и считают абсолютно незаконным действием.
Сонни приблизил лицо почти вплотную к лицу Холлиса.
– Не хочешь ли ты сказать, что мы – нецивилизованные люди? – угрожающе спросил он.
Лиза оттолкнула Сонни.
– А как ты называешь казнь военнопленных, которые исполняли свой долг и осуществляли свое право бежать из места заключения согласно Женевской конвенции?
– Она права. По международной конвенции казнь – незаконное действие, – сказал негромко кто-то из курсантов.
– Большинство из нас служит в Советских ВВС. Нам известно, что нельзя казнить офицера. Может быть, нам составить письменную ноту Бурову... – предложил Эрик Ларсон.
– Не стоит беспокоиться, – раздался голос Бурова. За его спиной стояли шесть пограничников. Он оглядел собравшихся. – Итак, вы пытаетесь повторить здесь американскую революцию? У нас уже была собственная революция, спасибо.
Холлис подошел к Бурову и произнес:
– Я думаю, что эта группа курсантов никогда больше не будет прежней, полковник.
– Полагаю, вы правы.
– Отмените казнь.
– Нет, я более, чем когда-либо, убежден, что она необходима. Вам всем необходима. – Буров обратился к Марти, Джефу Руни, Сьюзи Трент и другим курсантам. – Я одобряю ваши действия. Профану, вероятно, показалось бы, что вы и вправду верили в то, о чем говорили.
– Я поверила всему, что услышала об этом ужасном завтрашнем убийстве, – прошептала Сьюзи.
– Кто-нибудь хочет что-либо добавить к словам этой молодой леди?
– Да, полковник, по-моему, она и раньше скрывала предосудительные и оскорбительные мысли о нашей социалистической отчизне, – сказал Джон Флеминг.
На этот раз никто не посоветовал Флемингу не говорить как русский тупица.
– Ты просто кусок дерьма, – рявкнул на него Холлис.
Буров посмотрел на часы.
– Сейчас двенадцать двадцать пять, полковник. Если вы и мисс Родз немедленно не покинете помещение, то, вероятно, не успеете попасть домой до наступления комендантского часа. В таком случае вас просто пристрелит патруль. Спокойной ночи.
Холлис взял Лизу под руку и повел к выходу.
– Я прошу вас, измените решение для нашего общего блага, – сказала Лиза Бурову.
– Лучше поспешите. Мне бы хотелось увидеть вас завтра у себя в кабинете, а не в морге, – усмехнулся Буров и обратился к курсантам: – Продолжайте праздновать Хэллоуин.
Лиза и Холлис заторопились к своему коттеджу.
– Боже мой, я горжусь тобой, Сэм Холлис, – сказала Лиза.
– Ты тоже держалась просто молодцом.
Как только они вошли в дом, Лиза закрыла дверь на засов и рухнула в кресло. Она бессмысленно уставилась в погасший камин.
– Знаешь, я просто не понимаю этих людей. Их, наверное, никто не понимает.
– Это потому, что они сами не понимают себя, – ответил Холлис. – Но если наступит день, когда они разберутся в себе и наконец осознают, кто они на самом деле, тогда первая русская революция станет всего лишь прологом ко второй революции.
– Но когда?
– Когда они будут готовы. Когда они больше не смогут отвернуться от окружающей их реальности.
– Я надеюсь дожить до этого. – Лиза мрачно улыбнулась. – Надеюсь также дожить и увидеть завтра. – Она встала. – Пошли в постель.
– Иди сначала ты. Мне надо немного побыть одному.
– Хорошо. – Она поцеловала его и ушла в спальню.
Холлис погасил свет и остался сидеть в темноте наедине со своими мыслями. Он думал о том, что Айлеви, наверное, просто предал их, бросил на произвол судьбы. У Сэза были для этого причины – и личные, и профессиональные. Как бы то ни было, Сэм был уверен в одном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141