– Мы не нанимаем их на работу. Они не получают ни копейки. Они делают это потому, что ненавидят КПСС и КГБ.
– Сообщите мне их фамилии, Холлис, – приказал Буров.
– Мне не известны их настоящие имена. Только кодовые.
– Мы все выясним.
– С какой стати я должен сообщать вам что-то, если меня расстреляют?
– Потому что я могу сделать с вами кое-что похуже, чем расстрел.
– А я могу покончить с собой прежде, чем вы сделаете что-то со мной.
– Не думаю.
– Я могу проткнуть этой шариковой ручкой яремную вену. Вы даже представить себе не можете, каким еще штучкам обучают офицеров разведки.
– Ах да... Ручка. Итак, значит вы считаете свои мозги офицера разведки настолько ценными, что не позволите их вышибить?
– Возможно.
– Что же тогда вы предлагаете? Ответьте как разведчик разведчику.
– Это ясно из моей апелляции. Понятно, что официально – я мертв. Конечно, я бы предпочел работать здесь, среди равных мне людей своего круга, нежели отправиться в Сибирь или быть расстрелянным. И хотелось бы, чтобы Лиза Родз была со мной.
– Вы правы, официально вы мертвы. Я покажу вам американские газеты. Центр желает, чтобы вы и в самом деле умерли после завершения допросов. Но, возможно, мне удастся убедить их, что вы и ваша подружка будете нам полезны. Пожизненное пребывание здесь, работа против Америки может оказаться для вас хуже смерти. Я был бы очень рад этому, Холлис.
– Знаю.
– Не думаю, что ваши атташе из министерства обороны такие же крутые парни, как в ЦРУ, – улыбнулся Буров. – Тем не менее если я хоть на минуту заподозрю, что ваша капитуляция – лишь уловка, то замучаю пытками вашу подружку до смерти. И прямо на ваших глазах.
Сэм промолчал. Буров подошел к Холлису и посмотрел на него с чувством собственного превосходства.
– Вы считали себя настоящим мужчиной, не так ли? В можайском морге, затем в ресторане «Лефортово», потом когда разговаривали со мной по телефону. Какие оскорбления я выслушивал от вас!..
– У меня была дипломатическая неприкосновенность.
– Да, была, – усмехнулся Буров. – Вы были важной шишкой. А теперь я могу сделать с вами все, что мне заблагорассудится. – Он схватил Холлиса за волосы и с силой дернул его за голову назад. – Послушай-ка ты, самодовольный американский ублюдок! Твои говнюки в посольстве с презрением воротили носы от русских, и ты тоже, не так ли? Я прослушивал кое-какие посольские разговорчики. Ты смеялся над нашим пьянством, ты считаешь, что мы всегда ходим немытые, ты ржал над нашими женщинами, изгалялся над Москвой, нашей пищей, жильем, над всем, что нас окружает и чем мы живем. – Буров еще сильнее потянул Холлиса за волосы. – Ты думаешь, что сейчас выглядишь и пахнешь хорошо, ты, сукин сын? – Он отпустил волосы Сэма и с размаху ударил его в лоб. – Ты думаешь, что твоя изысканная подружка сейчас выглядит и пахнет хорошо? Ты думаешь, что сейчас выглядишь очень цивилизованно? Ну, каково тебе без твоего костюмчика от лучшего портного и без твоих дезодорантов? А? Сейчас ты ничто! Русские способны вытерпеть намного больше, поскольку для нас не это самое главное. Потому что у нас больше внутренней силы. Да вы все потеряете голову от ужаса, как только окажетесь без душа и еды. – Буров походил по комнате, затем снова подошел к Холлису и рявкнул: – Встать!
Холлис встал.
– Руки за голову!
Холлис повиновался. Буров пристально посмотрел на него.
– Ты хоть понимаешь, что я могу сделать с тобой и с Лизой Родз? Эти штучки не оставят никаких следов на ваших телах, но полностью разрушат ваши внутренности, вашу человеческую природу, ваши души и разум. Ну же, отвечай мне!
– Да. Я знаю.
– Твоя подружка любит русскую культуру. Возможно, ей понравится и русский любовник. А может, и множество любовников.
Холлис молчал.
– Тебе известно, что она спала с Айлеви?
– Да.
– Я говорил тебе, что твоя жена гуляет с неким английским джентльменом?
– Меня это не волнует.
– Сейчас она в Вашингтоне, приехала на твои похороны. Кажется, они состоятся завтра.
Холлис промолчал.
– Кто такой Симмз?
– Не знаю.
– А я думаю, что знаешь. – Буров взглянул на часы и спросил: – Ну, Холлис, хочешь повидаться со своей дешевой блядью?
Сэм кивнул. Буров открыл дверь кабинета и что-то сказал охраннику, затем повернулся к Холлису.
– Можешь опустить руки. Выходи.
Сэм направился к двери и услышал в спину:
– Если желаешь, можешь потрахаться.
– Благодарю.
Буров со смехом захлопнул дверь. Охранник повел Холлиса вниз по лестнице. Он открыл дверь в камеру Лизы и впихнул туда Сэма. Дверь захлопнулась за ним.
Лиза сидела в углу на спальном мешке. Она посмотрела на Холлиса, но не сказала ни слова. Сэм опустился рядом с ней на колени и внимательно изучал ее лицо. Он заметил, что губы у нее сухие и потрескавшиеся, глаза запали, а на шее кровоподтек. На левой щеке багровел след от пощечины, и вид его почему-то причинил Холлису наибольшую боль.
– Как ты? – спросил он.
Она молчала.
– Тебе нужен врач?
Она отрицательно покачала головой. Холлис почувствовал себя в этот момент таким слабым и беспомощным. Он сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Лиза даже не шелохнулась, она тупо глядела прямо перед собой.
Они долго просидели молча, потом Лиза уткнулась лицом в его ладони и зарыдала.
Время от времени Холлис проваливался в небытие, но пронизывающий холод камеры и голод не давали уснуть.
Свет загорался и гас, в коридоре периодически раздавались шаги. Иногда кто-то останавливался у двери камеры и сдвигал засов, но дверь ни разу не открылась.
Лиза уставилась в потолок и заговорила еле слышным голосом:
– Меня приговорили к смертной казни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141