это произошло неосознано - значит, действительно
искренне.
- Грушины замечательные хозяева, правда? - спросил я, и
она тотчас поправила.
- Замечательная пара.
- Не верится, что ему уже сорок. Четыре мальчишеских
возраста.
- Лучше измерять все не так.
- А как?..
Ее качнуло, и она прижалась ко мне всем телом. И тут же
улыбнулась, но отнюдь не виновато.
- Кажется, я опьянела.
- Здешний клюквенный морс крепок.
Мы так и остались прижатыми друг к другу. Что-то мешало
нам разойтись, разорвать этот двусмысленный танец. Разговор
прервался. Вернее сказать, беседа происходила уже на ином
уровне. Язык прикосновений - латынь для большинства. В этом
мне, увы, пришлось убедиться давным-давно. Моя партнерша
владела им в совершенстве. Пожалуй, кое-чему мне следовало у
нее поучиться. Я и учился. На ходу. Не прерывая танца. Если
вы думаете, что я говорю о диалоге физических тел, вы
ошибаетесь. Тела заменяли собой посредников. Не более того. А
МЫ 1  0беседовали иначе. Как именно - я затруднился бы объяснить.
Никто и никогда не опишет словами музыку. Никому не удастся
описать любовь. В лучших из лучших творений гении только робко
прикасаются к тому, что называем мы чувством. Большим и
светлым. Океан не поместить под микроскоп, а капля - это не
океан. С нами происходило необъяснимое, и мы не спешили
что-либо объяснять. Ладонь партнерши чуть вздрагивала, - она
волновалась, как первоклашка в день первого сентября.
Понимание редких взаимных мгновений поражало колокольным
ударом. И оба мы тотчас извивающимися угрями ускользали от
этого понимания. Мысль, натолкнувшаяся на самое себя извне,
робеет и делает поспешный шаг назад. Телепатический сеанс -
это не болтовня досужих кумушек, это процесс перемещающегося
иглоукалывания. Нельзя погрузиться в чужую душу, словно в
бочку с водой. Мы напоминали два деревца, глубоко под землей
впервые встретившиеся корнями. Шелест листвы, скрип стволов
предназначались для посторонних глаз и ушей. Главное
происходило там, в недоступной взору глубине.
Водовороты образуют жизнь, они же ее и топят. Все говорят
об одном и том же, но, к счастью, по разному. И тот же Ваня
Пасюк способен отпустить сомнительной пробы комплимент.
Например, вздохнуть и сказать: "Да... Женщины - это вещь!"
Ваня Пасюк - один из жизненных водоворотов.
Когда твердят, что все делается ради них мерзавцев - то
бишь, ради детей, складывается впечатление, что в варенье
заживо топят муху. Делать что-нибудь для себя - опекающее
большинство не желает. Оно рвется к самоотречению, и
подрастающее поколение кормят оладьями из толченого камня.
Можете мне не верить, но нос не столь уж незаменим.
Внимать запахам способна и кожа. Впрочем, следует говорить
только за себя. Я чувствую запахи кончиками пальцев. Вот, в
сущности, и все, что я хотел сообщить...
А во время таких танцев я совершенно перестаю соображать.
Потому что погружаюсь во что-то теплое хорошее. Мозг этих
вещей не понимает. Он требует отправных аксиом и алгоритмов. А
теплое и хорошее в аксиому не упрятать. Потому что получится
уголовный кодекс и ничего более. И я не знаю, почему, танцуя с
незнакомками, я готов полюбить всех и простить каждого. Ластик
терпеливо стирает все серенькое и черное, и я в состоянии
вспоминать только самое светлое.
Когда-то, рассорившись с одним из начальников и подав
заявление об увольнении, я перебирал в рабочем столе вещи,
размышляя, что забрать, а что оставить. И неожиданно среди
кнопок, скрепок и мятых листов миллиметровки обнаружил старую
фотографию. На квадратике глянцевого картона были изображены
он и она. А вернее - я и она. Под каким-то легким, продуваемым
насквозь деревцем, на склоне холма и дня. Еще в дни школьной
ветренности. Хотели просто попозировать, а она вдруг взяла и
обняла меня. Этот самый миг я и вспомнил с обжигающей
отчетливостью. Крохотный миг счастья, не очень понятый тогда.
Прохладные ладони у меня на шее и доверчивую мягкость ее груди
на моей...
Стоит ли чего-нибудь один-единственный миг любви? Или мы
гонимся только за тем мифом, чтобы на всю жизнь, целиком и
полностью - как храм, как гора Джомолунгма? Но ведь и храмы не
вечны. И даже Джомолунгмы. Значит, один миг - это тоже
кое-что?.. Во всяком случае, глядя на это простенькое фото, я
вдруг до того расчувствовался, что побежал к начальнику и
проникновенно попросил прощения. Сердитый и багровый, он
помягчел, и что-то даже внутри него оттаяло. Я это видел.
Бурча по привычке неразборчивое, он с облегчением взял мое
заявление и, разорвав, отправил в мусорную корзину. Мы пожали
друг другу руки. И все из-за одной-единственной фотографии.
Вернее, того волшебного момента, что толкнул ее ко мне, а
много позже меня к разобиженному начальнику. Видимо, подобное,
не теряется. Наши порывы, как искры, блуждают по миру,
передаваясь от сердца к сердцу - через слова, поцелуи и
помощь.
Сейчас было нечто похожее. Мы не знали друг друга, но в
чем-то стали уже родными. Вполне возможно, что, танцуя со
мной, она вспоминала свою фотографию, свое полузабытое, но
неутраченное. И я был рад за нее. Рад был за себя, что сумел
что-то для нее сделать.
За нашими спинами захлопали в ладоши.
- Все, танцоры, хватит! Всем за стол! А Эдичка сейчас
произнесет речь...
Музыка оборвалась, словно на пластинку кто-то наступил
тяжелой ступней. Нас разорвали, и я поплелся к своему месту.
Там кто-то уже сидел, но мне было все равно. Мозг раздражено
чертыхался, а сердце все еще млело, кружась в кисельном
сладостном водовороте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25