Однажды, когда пробка в доме куда-то подевалась, я мылся
в ванной, заткнув сливное отверстие пяткой. Было не очень
удобно, но в общем все обошлось и я покинул ванную чистым.
Сейчас от меня хотели чего-то иного.
- Нашел отверстие?
- Ну?
- Баранки гну! - рявкнули за спиной, но советчик,
оказавшийся рядом, решил проявить терпение.
- Да не орите вы! Он же совсем растеряется... Послушай,
вот в этот сток и надо пролезть. Ты, главное, постарайся.
Поначалу кажется узко, но если поднажать да изловчиться, все
получится.
Кто-то в темноте пошловато загыгыкал. Я постарался не
обращать на хихиканье внимания.
- Как же я пройду туда?
- Все прошли, и ты пройдешь. Главное, попробуй...
Я поднажал, я даже крякнул от натуги, и правая нога в
самом деле проскочила. Черт возьми! Я даже не сообразил
толком, как это произошло. Раз - и все. Колено еще торчало
наружу, а все прочее было уже там.
- Ну как? Вышло?
- Точнее сказать, вошло...
И снова в спину зашипели.
- От, балагур! Тянет резину и не стесняется!.. Эй,
удалец, за тобой еще люди. И море вот-вот доберется.
Я не стал отвечать. Тем более, что дальше дело пошло
бодрее. Я просунул вторую ногу, поднатужился, втиснулся по
пояс, а потом и по грудь. Несколько хуже было с головой -
все-таки череп - штука костяная, твердая, но и тут я в конце
концов справился. Чуть впереди меня кто-то мучительно и
медленно полз. Не крот и не крыса, - человек. Так же
мучительно и медленно полз за ним я. Должно быть, мы
напоминали дождевых червей. Только с руками и ногами, но таких
же гибких, склизких и грязных. Перемещаясь по хлюпающему
тоннелю, я все еще пытался рассуждать. Море и время - ладно,
но как быть с водостоком? Труба от силы - сантиметров семь или
десять в диаметре. Одно мое предплечье куда толще. Я не говорю
о туловище. Я не говорю о животе! А тот генерал? Неужели и он
ползет вместе с нами?
И снова я проморгал ответственный момент. Довольно грубо
меня ухватили за ногу и дернули.
- Наверх же, олух!
Труба разветвлялась, и, должно быть, дернувший меня за
ногу был прав. Во всяком случае я не стал спорить и решил
поверить ему на слово. А через пару минут я уже сидел в ванне.
Перепачканное лицо, волосы, оскверненные какой-то слизью,
измятая одежда. И все равно я чувствовал огромное облегчение.
Все кончилось. Перебродив, компот трансформировался в вино. Я
сидел в собственной ванне, я слышал приглушенную ругань
соседей. Мгла окружала со всех сторон, но я не сомневался:
события перебросили незадачливого путешественника на родину,
домой. В отличие от многих бродяг я люблю путешествовать с
одним непременным условием - всегда возвращаться. В данном
случае я перехитрил всех и даже самого себя. Холод, который я
предсказывал на завтра, уже миновал. Пространство, вобравшее
меня, причислялось уже к иному времени. Здешнее время еще
хранило тепло. Еще или уже...

ФА-ДИЕЗ

Разумеется, я отправился в гости. Выпасть из законного
времени - в каком-то смысле означает потерять себя. Если это
происходит в коллективе, можно укрыться в безлюдных пещерах,
если потеря настигает в одиночестве, значит, бьет час выходить
в люди. Именно там - в вереницах необязательных разговоров,
среди пирамидальных салатных холмов и лениво-безучастных
тортов вдруг обнаруживаешь с удивлением свое крохотное "я". И
возвращается былая запальчивость, возрождается тяга к
несбыточному, приходит знание того, что ложка - существо
одноклеточное и по роду своему мужское, а вилка - напротив,
обязательно дама - с грациозно изогнутой спинкой, всегда
вприщур и остро нацеленная, готовая прижать и ужалить. И
только в гостях взираешь на часы с оттенком снисходительности.
То, что может все, не в состоянии уничтожить таинство
посиделок. Ради этого я хожу в гости. И по этой же причине не
беру с собой фотоаппарата.
Когда-то я любил снимать публику на дымчато-голубые
ленты. Дырочки перфорации вызывали во мне священный трепет. Я
закупал бездну фотомелочей и спешил запереться в своей
крохотной, подсвеченной красным фонарем лаборатории. Но с
некоторых пор любовь моя несколько подувяла. Я заподозрил, что
дни рождений, на которых я без устали работал затвором,
мало-помалу превращаются в дни моих фотографий. Праздник
претерпевал странный перелом, и меня начинали таскать из угла
в угол, желая запечатлеть свои незамысловатые позы и улыбки.
Иногда мне просто некогда было поесть, зато и почести мне
оказывались почти как имениннику. О нем, кстати, успевали
забыть. На слуху было только имя фотографа. Странный азарт
охватывал гостей, - в них пробуждались актерские качества, и
каждый в меру своей фантазии старался изобразить что-нибудь
особенно вычурное. Багроволицые кавалеры в тройках и галстуках
становились на голову, кто-то пытался садиться на шпагат, а в
групповых снимках начиналось совсем неописуемое. Зубастые
оскалы лезли в объектив, люди лепились в ком и изо всех сил
кричали, желая озвучить кадр, зарядить его своей взбалмошной
энергией. Самое удивительное, что иногда это им удавалось.
Увы, именинами дело не завершалось. На следующий день
начинались звонки и расспросы. Все встречные и поперечные
считали своим долгом поинтересоваться, что там с фотографиями
и как удалась проявка. Спрашивали, когда можно ожидать
презента. Когда же "презент" расходился по рукам, начинались
довольно странные воспоминания - воспоминания о том, как все
они  1фотографировались 0.
Случались, разумеется, и обиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25