Да и чем,
если разобраться, виноваты медики? Они как все. Вынуждены
писать и отписываться. И времени на лечение попросту не
остается. Рецепты, квитанции, справки... А что делает наша
доблестная милиция? Тоже пишет. Акты, протоколы, отчеты. И
наука пишет. Взвесьте любую кандидатскую или докторскую - не
менее килограмма. А суньте в печь, и сгорит не хуже обычного
полена.
Часы, стоящие на телевизоре, явственно шевельнули
стрелками, показав сначала вместо семи восемь, а через
мгновение девять, и я запоздало сообразил, что идут они
совершенно неверно. Судя по всему, день еще продолжался,
однако часы говорили об ином. А хуже всего было то, что я
вдруг услышал музыку. Это походило на "Найт флайт ту Винус" в
исполнении "Бони М". Раскатистый ударник стремительно
приближался, и мне поневоле пришлось встать. Бездействие, увы,
чревато последствиями. Время постоянно набегает на всех нас и,
отбирая эстафетную палочку, стремительно уходит вперед. Череда
озорных бегунов, обходящих справа и слева... Каждому из них
отдаешь какой-то шанс, какую-то крохотную толику удачи. И
всякий раз процедура обгона сопровождается насмешливыми
мелодиями. Так лидирующий пароход посылает менее мощным
собратьям насмешливые гудки, и поверженные собратья
помалкивают. Сказать им нечего.
Порывисто поднявшись, я принялся ходить из угла в угол.
Действие было абсолютно бессмысленным, но все-таки это было
действие. Рокот барабанов постепенно стал стихать. Я оторвался
от них, хотя отчетливо понимал, что весьма недалеко. С
обреченностью я сознавал, что стоит задержаться на одном месте
чуть дольше - без движения, без чувств, без мыслей, как
разудалые напевы не замедлят выплыть из кухни или чуланчика,
чтобы нотными потоками спеленать по рукам и ногам, свив вокруг
мозга подобие чалмы. А после комната заполнится танцующими
людьми - сперва полупрозчными и невесомыми, чуть позже -
вполне материальными и живыми, способными коснуться, толкнуть
и даже ударить. Тишина на короткое время взорвется голосами,
но потом картинка вновь помутнеет и пропадет. За ней
постепенно стихнет и музыка.
В сущности ничего страшного не произойдет, но останется
неприятный осадок - ощущение, что мог что-то сделать и не
сделал, мог выиграть, но сказал "пас" и предпочел проиграть.
Так однажды у меня была замечательно сладкая мысль или,
может быть, видение. Давным-давно. Может быть, год назад, а
может быть, неделю. Так или иначе, но я смаковал снизошедшее,
как опытный гурман, как умирающий от жажды, припавший к
роднику. И вдруг на минуту отвлекся. Пошел на кухню, чтобы
что-то там достать из холодильника. И мысль растаяла. Совсем.
Слепым щенком я тыкался по углам, пытаясь набрести на нее
вновь, но ничего не выходило. Я даже возвращался к
злополучному холодильнику. Видимо, памятуя, что где-то возле
него я потерял ту мысль, и я глядел под ноги, словно мысль и
впрямь была оброненной иголкой. Разумеется, ничего не нашел.
Пришлось довольствоваться тем, что осталось, а осталось,
кажется...
Я обернулся на грохот. Этого еще мне не хватало! Мозаичными
кусками на пол сыпалась штукатурка, стена набухала и рушилась,
заставляя шевелиться на голове волосы.
Это был маятник. Я наблюдал его второй раз в жизни.
Золотистая статуя женщины, с усмешкой глядящей вперед выпуклым
и замершим навсегда взором. Она плавно пролетела над ссохшимся
паркетом и вонзилась в противоположную стену. Я ничего не
успел разглядеть. Все произошло слишком невнятно, туман на
время прохода маятника густо заполнил комнатку, словно нарочно
испытывал меня на прочность. Судорожно сглотнув, я шагнул
следом за маятником и остановился. Жерлом пробудившегося
вулкана проломленная стена пыльно клубилась. Потревоженные
клопы стайками и порознь покидали разворошенное жилье. Им было
еще страшнее, чем мне, но им не предоставлялось выбора. Я же
стоял на распутье. То есть, наверное, я с него не сходил. Но
что мне было делать? Оставаться в комнате и ждать очередного
парохода с оркестром? А потом плакаться и глядеть вслед? Ну уж
дудки! Порой и самые ничтожные тюфяки способны на
сумасбродство, на нечто, я бы сказал, решительное. Я же к
тюфякам себя не относил. Кое-что я умел и кое-чему еще мог
научиться. Ставить на себе крест мне отнюдь не улыбалось.
Чтобы не глотать пыль, я набрал в грудь побольше воздуха
и, обмотав голову, валявшимся на стуле полотенцем, нырнул за
золотистой статуей.

РЕ-БЕКАР

Это походило на дно гигантского бассейна. Нагромождения
ила царствовали справа и слева, но кое-где проступали и
островки кафеля. Самого обыкновенного кафеля. Впрочем,
поражало иное. Куда бы я не глядел, всюду покоились
бездыханные тела морских котиков и львов, ластоногих черепах.
звезд, ежей и колючих скорпен. С осторожностью я перешагнул
через свившуюся клубочком мурену и носком туфли ткнул в
плавник завалившейся на бок акулы. Каменная твердость,
абсолютная неподвижность. Океаническая фауна, скованная
параличом.
Продолжая шагать дальше, я пытался понять казус временных
перевертышей. Оркестровая издевка - это ясно, но что же тогда
с моим маятником? Летел ли он из прошлого в будущее или
рассекал временную ось под неким углом? Разве с маятником Фуко
не творится то же самое?..
Я склонился над полураскрытой раковиной. Мне показалось,
что моллюск еще подает признаки жизни. Створки едва заметно
подрагивали, словно силясь сомкнуться до конца. Я напряженно
смотрел. Еще или уже?.. Моллюск и впрямь чуть шевелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25