Рыцари гипертрофированных
чувств... Шагу не ступишь без того, чтобы не угодить на
какого-нибудь нытика!" И я бы тогда откликнулся: "Да, я нытик,
но вы врач и должны помогать нытикам. Потому что все больные -
нытики, и это факт, от которого никуда не деться. Здоровым
некогда ныть, они живут, чтобы радоваться, а не пугаться." И
возможно, доктор взглянул бы на меня с интересом или во всяком
случае без отвращения. И задал бы пару задушевных вопросов, на
которые я ответил бы столь же задушевно. И мы разошлись бы
добрыми друзьями. Но он промолчал. И только еще раз фыркнул,
подтверждая свое нежелание стать моим другом. По всей
видимости, я начинал его серьезно раздражать. Аллопатия всегда
презирала гомеопатию. Мне захотелось ударить его кулаком.
Ударить и тут же спрятаться в шкаф, что стоял у стены. Мысли и
желания были моими, - деваться от них было некуда. Презирая
себя за подобные позывы, я на секунду зажмурился.
Доктор тем временем сгорбился за столом и что-то быстро
строчил на бланке. Подавшись немного вперед, я разглядел, что
под рукой у него рецепт. Действовало загадочное правило.
Пациенту ничего не объясняли и пациента профессионально
отфутболивали. Желание спрятаться в шкаф исчезло, зато ударить
кого-нибудь захотелось прямо-таки до слез.
Разумеется, мне выписывали бром и димедрол. С сеансом
психолечения было покончено. Ни он, ни я более не вымолвили ни
слова. Должно быть, внутренне мы успели рассориться и
разойтись - два совершенно чуждых друг другу существа.
Уже на пороге, прикрывая за собой дверь, я что-то буркнул
прощаясь. Доктор пробурчал аналогичное в ответ. Вполне
возможно, что я пробурчал "идиот". Что пробурчал в ответ
доктор, знал только он сам.
Урна стояла у крыльца - пыльная и заплеванная,
скособоченная от множества ударов, десятки раз крашенная -
прямо поверх отпечатков и плевков. Мимоходом пожалев ее, я
сунул руку в карман. Неразборчивая писанина доктора птичкой
спланировала в неблагородную компанию окурков, яблочных
огрызков и скомканных фантиков. За спиной мелодично напевал
женский радиоголос. Разумеется, про "оу-оу".
На психиатра я не обижался. За свою жизнь мне удалось
повидать порядка сотни стоматологов, десятка три кардиологов и
около тысячи терапевтов. По-настоящему лечить из них умели
только единицы. Остальные измеряли температуру, выписывали
анальгин с аспирином, со знанием дела толковали о горчичниках
и банках, засыпали клиента с ног до головы мусорной латынью, а
в критический момент бочком-бочком отходили в сторону.
Впрочем, ругать врачей - занятие неблагородное. Плохих
врачей много. Их даже подавляющее большинство. Но их ничуть не
больше, чем плохих академиков и политиков, никчемных
бухгалтеров и слесарей-сантехников. Везде и всюду суровая
статистика с готовностью предложит вам одни и те же цифры, но
так уж получается, что злятся более всего на врачей. Оно и
понятно, здоровье - собственность частная и неделимая.
Чтобы не было так обидно, я зашел в аптечный ларек и
разом накупил капель от насморка, мази для глаз, пузырьков с
йодом и таблеток от головы. В булочной по соседству приобрел
розовый и пухлый батон с подгорелым низом. Набив таким образом
патронташ, я чуточку приободрился. Бороться - не бегать.
Теперь я во всяком случае был во всеоружии и энное время мог
вполне отстреливаться от самых различных напастей. И тут же,
требуя цитрамона, заныла голова. Лоб, подключенный к
внутреннему напряжению, стал медленно накаляться. Я полез в
карман за таблеточной упаковкой.
У этих головных болей один плюс. Когда холодно, можно
греть ладони о лоб. А холодно у нас было теперь почти всегда.

РЕ-ДИЕЗ

Зонт медузой распластался над головой. Под ногами
вскипали пузыри, кругом клубилось безымянное море. Я шел
пешком, транспорт меня более не интересовал. Только что я
выбрался из троллейбуса. Пробиваясь к освободившемуся месту,
мелкая старушонка болезненно ткнула меня локтем. Внешне я
остался совершенно безличен и даже напустил на лицо дымок
легкого презрения, но внутренне тотчас сжался.
Одна-единственная старушонка, не сомневающаяся, что
пробивать дорогу в транспорте нужно именно таким способом,
вышибла меня из колеи. Вновь я ощутил себя шпионом в стане
врагов, диверсантом, прилагающим титанические усилия, чтобы
казаться одним из них, но мне это плохо удавалось. Язык, на
котором они обращались друг к другу вызывал у меня спазмы, их
красноречивые жесты при попытке копирования приводили к
судорогам. Я балансировал на краю пропасти. Любое неосторожное
движение, слово - могли выдать меня с головой.
Жутковатая вещь - разговаривать на чужом языке, на чужой
планете, двигая руками и ногами, согласуясь с общепринятыми
нормами. А попробуйте-ка признаться вслух, что этих самых норм
вы напрочь не принимаете.
Кролику, переселившемуся в тигра, тоже, вероятно,
придется глотать мясо, но и тошнить его будет при этом
беспрерывно.
Вспомнилось, как около месяца назад за окнами
раскричались ночные мушкетеры. Двое трезвых колошматили троих
пьяных - шумно, не соблюдая никаких правил приличия. Возможно,
они считали, что им нечего скрывать и нечего стыдиться. Ночные
бретеры ругались в голос и не стеснялись бить ногами по
голове. Никто украдкой не озирался и никто не караулил на
"шухере". Миру открыто преподносилось кривое зеркало, и
квартал безмолвствовал, обратившись в гигантский ночной ринг.
Сотрясаясь от пульсирующего озноба, я поспешил укрыться в
ванной, где немедленно включил горячую воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25