Такой бальзам - лучший дар, он может быть дан только краснокожему вождю.
- Канонда увидела след гонца, - сказала молодая индианка, - и нашла чужеземца. По совету своей благоразумной сестры она перенесла его в свой вигвам. Неужели он должен страдать от того, что чья-то рука смазала рану бальзамом? Что скажет мико? Что скажет вождь Соленого моря?
- Канонда говорит верные слова, - ответила старуха. - Канонда - умная дочь великого мико и смотрит ясными глазами.
- И ее рука, - многообещающе добавила девушка, - умеет дарить, а калебасы хранят огненную воду.
По лицу знахарки скользнула улыбка. Старуха кивнули и удалилась.
В глубоком раздумье сидели девушки у ложа раненого. Над чем они ломали головы, догадаться нетрудно.
Поступок Розы, совершенный в порыве сострадания, хотя и делал честь ее душевной отзывчивости, в глазах любой индианки выглядел страшной изменой. Забыв обо всем на свете, она прикоснулась к святыне племени, к тайному снадобью, которое сам мико не брал в руки без соблюдения мистического ритуала. А она не только прикоснулась, но имела дерзость распорядиться святыней. Это привело в ужас даже Канонду. Последствия могли быть самыми суровыми.
Для Розы наступили самые мучительные минуты в жизни. Тягостное молчание было прервано появлением старухи с дымящейся калебасой в одной руке и глиняным кубком в другой. Она подошла к больному. Девушки помогли ему приподняться, и старуха влила ему в рот горячую жидкость. И так дважды. Потом знахарка укутала его одеялом и, отступив на шаг, принялась наблюдать за воздействием своего зелья. Ждать пришлось недолго. На лбу чужеземца выступили крупные капли пота, старуха бросила на Канонду лукавый взгляд, призывающий оценить искусство тайного врачевания. Канонда кивнула и вышла. Через несколько минут она вернулась с увесистой калебасой.
- От глаз до языка короткая дорожка, - сказала девушка, протягивая знахарке калебасу. - Не желает ли моя мать удлинить ее?
Старуха ухмыльнулась и сделала вид, что колеблется.
- Канонда - дочь мико, - чуть повысила голос девушка, - она стережет его вигвам. Может ли Винонда знать, что здесь случилось?
Старуха по-прежнему молчала.
- Канонда сама будет говорить с мико.
- Глаза Винонды видят, ноздри чуют, но язык не привык попусту молоть. Винонда умеет молчать. Она любит дочь мико.
- А Канонда наполнит вторую калебасу.
С довольной ухмылкой старуха заковыляла к выходу.
Теперь Канонда имела твердый план действий.
Вскоре она взяла Розу за руку и обе направились к вигваму отца.
- Канонда, - сказала индианка, усаживаясь на свое меховое ложе, отвела глаза скво, чтобы увидеть радостную улыбку своей сестры. А Роза впустила в дом врага. Приютила лазутчика.
- Моя Канонда, ты же видела глаза моего брата. Если в них нет лжи и злобы, может лгать язык? Разве похож он на врага нашего племени?
- Моя сестра еще очень юна и плохо знает янкизов. Они засылают своих юношей в вигвамы краснокожих, чтобы выведать, сколько у нас зерна, скотины, бизоньих шкур, а потом вернуться к своим и указать врагам тропы в наши деревни.
- Но не считает же моя сестра лазутчиком нашего чужеземца?
Индианка покачала головой, всем своим видом выражая сомнение.
- Разве ты не не видишь, какого цвета у него глаза и волосы? Канонда готова протянуть чужеземцу открытую ладонь, если по нему тоскует сердце Белой Розы. Но дочь мико поступила вопреки обычаю. Она впустила ночь в вигвам своего отца.
- Но в лесу бледнолицый умер бы. Как его била лихорадка! Ночи-то теперь какие холодные.
- А мико? Как его встретит мико?
- Разве сожмется его кулак, когда он увидит брата, которому протянула ладонь дочь мико?
- А если дочь потеряла рассудок и протянула ладонь врагу? Разве не потемнеет взгляд мико?
- Неужели он обо всем узнает?
Губы индианки дрогнули в мимолетной усмешке.
- Для мико окони, - гордо сверкнув глазами, сказала она, - запах следов бледнолицего не унесут никакие ветры. Канонда может обмануть скво, но не мико! Разве Роза не поняла, о чем говорили глаза и язык Винонды? Надо было держаться подальше от священного снадобья, - упрекнула она, язык Винонды укрощен, но языки скво неугомонны, как белки. А если обо всем прознают мужья, ты думаешь, они не нашепчут мико? Дочь Токеа окажется лгуньей в глазах своего отца. Нет, этому не бывать! Канонда крепко любит Белую Розу, но отцу лгать нельзя. Если чужеземец подослан янки, отец живо разберет, что к чему.
- А что будет суждено белому брату? - дрогнувшим голосом спросила Роза.
- Достойно умереть, - неколебимо ответила индианка. - Однако он может проголодаться, и Канонда позаботится о нем.
С этими словами Канонда вышла из вигвама.
Когда раненый шевельнулся и открыл глаза, была уже поздняя ночь. У изголовья сидели две девушки и старуха. Дрожащее пламя лучины едва разгоняло мрак. Заметив первое движение раненого, старуха обхватила ладонями его голову и посмотрела в глаза. Затем пощупала пульс и, смахнув пот с его бледного лба, принялась тщательно исследовать цвет лица.
- Лихорадка прошла, а рану сумеет залечить Канонда, - сказала, уходя, старая индианка.
Молодого человека, который за двое суток впервые открыл глаза, не взбодрила усмешка угрюмой старухи. Словно предчувствуя это, Канонда поспешила занять место знахарки и придвинула к постели больного нечто вроде столика, уставленного закуской: жаркое из дикого утенка, запеченного по-индейски в травяном мешочке, ломти маисового пирога и прочее.
Индианка не отрывала от юноши глаз, внимательно следила за каждым куском, который он подносил ко рту, за каждым глотком воды, делала знак стоявшей в углу Розе, как бы призывая ее в свидетели весьма отрадного зрелища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81