Мистер Коупленд сильно изменился за семь лет, миновавшие с той поры, когда мы расстались с ним. Себялюбие и расчетливость, сквозившие прежде в каждом его слове, уступили место доброжелательности и дружелюбию. И хотя он по-прежнему был самого лестного мнения о собственной персоне, в этом не было ничего оскорбительного для окружающих, ибо ничуть не походило на высокомерие неожиданно разбогатевшего лакея. Всего, что он нынче имел, Джон Коупленд добился благодаря долгим годам тяжкого труда и неутомимой деятельности во благо общества.
За несколько часов Джеймс вполне освоился в доме сквайра и с добродушной миной слушал бесконечные разглагольствования хозяина о добродетелях американского народа и величии Соединенных Штатов.
- Скоро нам пора собираться в путь, - сказал Коупленд. Констебль решил отправиться вместе с нами. Опасается, что ты удерешь. А пока не мешало бы поспать пару часов.
Они поднялись наверх.
- Устраивайся поудобнее и не обращай внимания на моих девочек, сказал хозяин, указывая на вторую кровать. - Они любят поболтать перед сном.
- Что? О ком вы говорите? - изумился юноша.
- О своих дочках.
- Но...
- Да что с тобой? - улыбнулся сквайр. - Не бойся, они тебя не укусят. Дом у нас тесноват, зато поместье просторное.
И он удалился. Оставшись один, Джеймс еще раз с сомнением глянул на вторую кровать, всего в двенадцати дюймах от его ложа, а потом лег и сразу же уснул.
- Эй! Пора подниматься!
Чья-то сильная, явно не девичья рука потрясла его за плечо. Джеймсу показалось, будто он спал всего несколько минут.
- Наши парни вздумали поставить возле твоих дверей часового. Чтобы спровадить их, пришлось мне улечься тут самому. Собирайся, нам предстоит долгая дорога.
- Я готов, - ответил юноша и вместе с хозяином спустился вниз, где у накрытого стола их поджидала жена сквайра.
- Оденьтесь потеплее, мистер Ходж, вот вам чулки и башмаки.
Одна из дочерей сквайра протянула юноше шерстяной плед, вторая подала отцу шляпу с перьями.
- Это еще зачем? - удивился сквайр.
- Как это зачем? Майору полагается шляпа с перьями, - ответила ему жена. - Мэри ощипала всех наших петухов. А вы, мистер Ходж, не вешайте нос и держитесь там побойчее. Не давайте им себя запугать. Они - большие гордецы и жутко кичатся своим богатством, а в остальном люди как люди. Уверена, все завершится для вас наилучшим образом. А ежели вам со временем наскучит в своей Англии, приезжайте к нам. Вы об этом не пожалеете.
- Моя старуха дело говорит, приятель, - согласился с женой сквайр. Послушай ее света. Жизнь научила ее многому.
- Но вы же ничего не едите! - спохватилась хозяйка.
Юноша наскоро поужинал и попрощался. На улице было еще довольно людно, из трактиров доносилось громкое пиликанье скрипок, а мужчины по-прежнему упражнялись в стрельбе по свечам.
Вскоре сквайр, констебль и Джеймс были уже на пароме, который переправил их на другой берег Ачафалайи, где они оседлали лошадей. Ну, а мы ненадолго оставим их и перенесемся в те края, куда они доберутся лишь к утру.
23
К северу от дельты Миссисипи вдоль левого восточного берега на сотни миль протянулась невысокая возвышенность с многочисленными городками и богатыми плантациями, земли которых были обильно политы потом чернокожих рабов, лишенных радости вкушать плоды своего тяжкого труда. Возле южного склона возвышенности могучая полноводная река пробила один из естественных каналов, называемых здесь протоками, которые уберегают от заболачивания почву. Берега реки и протоки выглядят на редкость живописно. Правда, тут не увидишь того удивительного сочетания скал и ущелий, холмов и долин, что так пленяет взор путешественника на севере. Но это с лихвой искупается бесконечными далями, куда невольно устремляется его душа. Река свободно несет свои воды, а над лесами высятся деревья-великаны, листва которых своими пышными красками затмевает северную флору.
На берегу протоки раскинулся небольшой городок, домики которого казались весьма убогими в сравнении с роскошными поместьями плантаторов. Еще более жалкий вид имели несколько строений, - судя по всему, то были склады, - возведенных с той небрежной поспешностью, что отличает начало любой деятельности американских поселенцев. У дверей одного из складов стоял часовой. Кругом царила тишина, время от времени прерываемая барабанной дробью и звуками скрипки, сопровождавшимися весьма ленивые маневры батальона ополченцев. Здесь не было и следа сумятицы и неразберихи, бросавшихся в глаза в Опелоузасе. Во всем ощущалась серьезность, сосредоточенность и дисциплина. Все ополченцы были одеты вполне прилично, некоторые даже богато. Молодые офицеры были в военной форме, пожилые в цивильном платье и отличались от рядовых лишь шпагами, красными шелковыми шарфами и плюмажами на шляпах. Не слышно было ни окриков, ни брани, а если у кого-то из молодых все же вырывалось громкое "Черт побери!", никто не придавал этому ни малейшего значения и не обижался. Выполнив очередной маневр, батальон останавливался, подбегали негры с корзинами, офицеры и ополченцы слегка подкреплялись едой и вином.
На реке показался пароход. Он вошел в протоку в тот момент, когда батальон, завершив атаку и отступление, развернулся и выстроился на берегу. С парохода сошли первые пассажиры. На их лицах читались испуг и смятение.
- Генерал Биллоу, - заметил один из офицеров, - похоже, они прибыли с дурными вестями.
Посовещавшись с офицерами, генерал сказал:
- На сегодня довольно. Все могут отдыхать.
Барабаны дали сигнал отбоя. Офицеры спешились, ополченцы поспешили к пассажирам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81