Наконец Розина нашла то, что искала: белый квадратный конверт из великолепной бумаги с вытесненным на нем гербом. В конверте был листок, исписанный элегантным, размашистым и гибким почерком зелеными чернилами.
– Дуду! – позвала мать сына после того, как прочитала это послание.
Эдуар при виде письма побледнел.
– Здесь находится подтверждение тому, что я сказала. Прежде чем ты познакомишься с этим письмом, я хотела бы объяснить тебе, при каких обстоятельствах Сигизмонд написал его.
Розина и Эдуар уселись за складным столом, лицом друг к другу; так они и сидели в этом навечно остановившемся вагоне, и выглядели они испуганными, как неопытные заговорщики.
– Если вернуться к моим любовным отношениям с князем, могу сказать тебе, что я переживала настоящую страсть. Да и он, казалось, привязался ко мне. Каждую ночь Сигизмонд приходил в мою спальню и проводил там несколько часов подряд. Естественно, эта стерва мисс Малева вскоре все разнюхала и нашептала о наших отношениях княгине-матери. Возможно, та потребовала от сына объяснений. Он ничего не сказал мне, но, думаю, выдержал натиск, потому что наши отношения продолжались. Так прошло несколько месяцев. Я жила как во сне. На работе из кожи вон лезла, чтобы никто не смог упрекнуть меня, а уж ночью безумствовала в объятиях сказочного принца.
И вдруг – бац! Новая напасть: я забеременела. В то время противозачаточных пилюль еще не существовало в природе! Меня как будто громом поразило. Близких людей, кому я могла бы довериться, у меня не было. Любовнику я ничего не хотела говорить от страха, что он потеряет всякий интерес ко мне. Я вспомнила, что в ту пору богатые француженки, желавшие избавиться от будущего ребенка, ездили в Швейцарию. В Версуа я нашла одного доктора. Единственное, что он сделал, так это подтвердил мои предположения. Уж как я ни старалась, как ни крутила перед ним задом, он оставался глух к моим просьбам. Тогда я смирилась. Вспоминаю, что у меня было такое ощущение, будто я еду в автомобиле с неработающими тормозами. Делаю вид, что все нормально, а сама знаю, что на финише обязательно разобьюсь. Я начала поправляться. Это заметила горничная. А вскоре узнали и в замке.
Я была уже на седьмом месяце, когда княгиня Гертруда позвала меня в свой маленький будуар, любезно поговорила со мной. Женщина она была приветливая, но твердая, если уж чего решила, то с пути ее не собьешь. Княгиня объяснила мне, что помогла мне, хотя я незаконно въехала в Швейцарию, что она заметила, что я беременна, но рожать мне в стране, где у меня нет прав на жительство, невозможно. Пришло время расставаться. И она прибавила: «Нам очень будет не хватать вас», подчеркнув слово «нам». Мисс Малева выдаст жалованье за три месяца, весьма, впрочем, скромное, а новый шофер отвезет в Бельгард, где я смогу сесть на поезд, идущий до Парижа. Княгиня посоветовала мне возобновить отношения с моей матерью – ведь в большинстве случаев мамочки входят в положение дочек, оказавшихся в подобной ситуации.
Я все выслушала, не моргнув и глазом, не пролив ни единой слезинки. Машина без тормозов разбилась о стену аристократии! Было уговорено, что замок я покину на рассвете следующего дня. Я надеялась провести последнюю ночь с Сигизмондом, но, войдя в свою маленькую спальню, обнаружила на подушке это письмо. Отдаю его тебе, Дуду, потому что написанное в нем больше касается тебя, чем меня… Умоляю тебя: сохрани его.
Эдуар не разделял чувств матери. Он был зол на этого князя в изгнании, для которого Розина оказалась минутным капризом. Денди, гонявший на мотоцикле, возведший свои шалости в норму поведения. Схватив с отвращением письмо, Бланвен принялся разбирать послание, написанное зелеными чернилами, – со временем буквы выцвели, так что некоторые слова можно было понять с большим трудом. Вот что он прочел:
«Милая Розина!
Пришло время расставаться. Вы правильно сделали, что решили сохранить этого ребенка, который будет – я предчувствую – моим единственным потомком. Мне кажется, что родится мальчик. Назовите его Эдуаром, это мое второе имя. Никогда не пытайтесь показать мне его: вас просто не допустят до меня.
Ваша сноровка в постельных делах позволяет мне надеяться, что вас ждут большие успехи на этом поприще. Желаю вам всего наилучшего, молюсь за вас.
Сигизмонд».
Эдуар положил письмо на стол.
– Какая сволочь! – буркнул он. – Что за цинизм!
– Не такая уж и сволочь, раз признает свое отцовство. Представляешь себе, какую выгоду я могла извлечь из этого письма?
– А ты никогда не думала об этом?
– Ты с ума сошел! Я же любила его!
Этот крик, вырвавшийся из самого сердца, поразил Эдуара. Он встал, обошел кругом столик, склонился над Розиной и обнял ее за шею.
– То, что я узнал, ничего не меняет в моей жизни, – шепнул он матери. – У меня по-прежнему нет отца, но зато с такой матерью обойдусь и без него.
Они долго оставались в объятиях друг друга, не сводя глаз с пустой лежанки Рашели.
* * *
Эдуар уговаривал мать, чтобы она переехала к нему на несколько дней, ведь работы на стройке, сравнимые с подвигами Геракла, были приостановлены. Розина отказывалась, утверждая, что ей по душе такое полуцыганское житье в вагончике, здесь ей легче дышится. Сын догадался, что отказ матери связан с возможностью без помех встречаться с Фаусто Коппи, и сказал, что заедет за ней к концу дня, чтобы вместе поужинать после посещения морга.
Усевшись за руль автомобиля, Эдуар увидел двух хищных птиц, клюющих что-то белое. Он выключил мотор, намереваясь посмотреть, что происходит, хотя все и так было ему понятно. Действительно, на пустыре валялся трупик болонки, причем в странной позе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116