В коридоре Банан предупредил Бланвена:
– Не обращай внимания, если Наджиба пошлет тебя куда подальше; с тех пор, как она пришла в сознание, она только меня терпит. А старики и мой брат даже не осмеливаются навещать ее: она орет на них и даже бросила чашку с настойкой!
Из реанимации девушку перевели в четырехместную палату, где она занимала ближайшую к двери койку. Эдуар не видел Наджибу несколько дней и нашел, что она очень изменилась: лицо осунулось, громадные глаза горели; казалось, с девушки сошел весь налет цивилизации, и она вернулась в первобытное состояние.
Грубая больничная рубаха доходила Наджибе до самого горла, но сзади не застегивалась, и спина оставалась голой.
Девушка криво сидела на кровати, неудобно прислонившись к двум подушкам. Шнур звонка вызова медсестры болтался возле ее лба.
– Здравствуй, Наджи, – сказал Эдуар, подойдя поближе.
Его поразило то, как сразу изменилось ее лицо: взгляд смягчился, на бледных губах появилось подобие счастливой улыбки.
– Я ждала тебя, – прошептала девушка.
И снова Эдуар удивился, ведь она никогда не обращалась к нему на «ты». Он нагнулся для целомудренного поцелуя в щеку, но Наджиба нашла его губы и приникла к ним в страстном поцелуе. Ее дыхание было терпким, Эдуару оно показалось неприятным, но он пересилил себя.
– Все хорошо! – неловко сказал Бланвен. – Очень хорошо.
Он не нашел других слов и чувствовал себя глупо. Озадаченный Банан держался в стороне, не осмеливаясь вмешаться.
– Я ждала тебя, – повторила Наджиба. – Почему ты не приходил?
– Я приходил, но ты была еще без сознания.
– Я ничего не помню.
– Так всегда бывает, когда задета голова. Мало-помалу все придет в норму.
– Поцелуй меня еще раз!
Смущенный, Эдуар заколебался и посмотрел на Банана. Тот улыбался, изобразив на своем лице поздравления и победно выставив большой палец. Эдуар нагнулся над девушкой, и они поцеловались, поцелуй вышел как у настоящих влюбленных: нескончаемо долгий, их языки касались друг друга. В этот раз дурное дыхание изо рта девушки чувствовалось еще сильнее.
– Почему ты так целуешь меня? – спросил Эдуар.
– Потому что я твоя жена!
Своей маленькой ручкой Наджиба расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке Эдуара и тронула его волосатую грудь.
– Как же ты силен! – пролепетала девушка. Подтянувшись на кровати, она позвала тяжело больную старуху, лежавшую на соседней кровати.
– Мадам Орион!
Старуха повернула к ней мученическое лицо.
– Позвольте представить вам моего мужа! – заявила Наджиба.
В открытом рту старухи не было вставной челюсти; она безразлично кивнула и снова принялась созерцать потолок, очевидно, читая на нем последние предзнаменования своей жизни.
В движении рубаха Наджибы смялась, обнажив грудь, часть живота и ягодицу.
– Ты оголилась, – сказал Эдуар.
Он поправил ей рубаху, затем одеяло, подумав, что, наверное, действует, будто настоящий муж.
На столе недоеденный йогурт соседствовал с чашкой компота.
– По-моему, тебе следовало бы побольше есть, – заметил Эдуар. – Нужно восстанавливать силы, моя дорогая; готов спорить, что ты потеряла около пяти килограммов.
– Я должна еще больше похудеть, чтобы понравиться тебе, – уверила его Наджиба.
– Что за глупые мысли! Я ненавижу худосочных!
Больная нахмурилась:
– Ты встречаешься с другими женщинами?
– Я этого не говорил!
Наджиба устроила Эдуару сцену ревности, правда, тихо, затем принялась плакать, умоляя его не изменять ей. Он поклялся, но успокоилась она только благодаря страстным поцелуям. Девушка схватила Бланвена за руку сунула ее под одеяло.
– Ты с ума сошла! – запротестовал Эдуар, высвобождаясь. – Здесь же люди!
– А мне плевать!
Мужчины вышли из палаты, а Банан так и не подошел к сестре: ее интересовал только Бланвен. В коридоре Эдуар остановился.
– Вот уж не ожидал этого! – вздохнул он.
– А я? – прибавил подмастерье. – Она считает себя твоей женой!
– А знаешь почему? Потому что до происшествия я говорил с ней о любви и женитьбе. Это-то и осталось в ее подсознании во время комы, очнувшись же, она подумала, что так оно и есть. И родителей она посылает по этой же причине. При нашем последнем разговоре я пожалел, что она так привязана к исламу.
– Какими бы ни были причины этих изменений, мяч на твоей половине! – заключил Банан.
Эдуару это не понравилось.
– Надеюсь, ты не думаешь, что я способен воспользоваться ее положением! – взорвался он. – Я не собираюсь соблазнять девушку, у которой с головой не все в порядке!
* * *
В вездеходе мэра было душно. Розина уселась рядом с Ниволя, а Мари-Шарлотт устроилась на заднем сиденье. Она выбрала наряд на свой вкус: потертые, специально продырявленные джинсы и свитер цвета морской волны с высоким воротом, который девчонка откопала в вещах своей тетки.
Сразу пополудни мэр заехал за теткой и племянницей на стройку. При этом лицо у него было встревоженное, он был похож на торговца наркотиками, пришедшего за товаром. Когда Розина представила Мари-Шарлотт, Ниволя запыхтел, едва взглянув на девчонку.
За рулем мэр украдкой следил за Мари-Шарлотт в зеркало заднего обзора; стоило ей перехватить его взгляд, как он тут же отводил глаза.
Нагнувшись к мужчине, Розина спросила:
– Это то, что вы хотели?
Он что-то пробурчал в ответ.
Поскольку тишина опасно сгущалась, Ниволя недовольно бросил:
– Воду мутит Эли Мазюро!
– Не знаю такого, – отозвалась Розина.
– Это один из моих муниципальных советников, он таксист. Настоящая чугунная башка. Он требовал у меня объяснений по поводу вашей дурацкой стройки. Я постарался успокоить его, но этот засранец всюду сует свой нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116