Банану (своим прозвищем он был обязан тому, что до встречи с Эдуаром продавал на рынке фрукты) уже исполнилось восемнадцать лет, но рожица у него по-прежнему оставалась мальчишеской. Несмотря на все замечания патрона, он никак не хотел расставаться со своей африканской прической. В драке на дискотеке ему сломали нос, отчего у паренька был вид сорви-головы.
Эдуар подружился с ним, потому что молодой магрибинец (его настоящее имя было Селим) тоже обожал автомобили, к тому же он ценил его доброжелательность и любезность.
– Ты переработал свое время! – тихо сказал Эдуар.
Банан обернулся.
– Ты уже вернулся, великан?
– Они затрахали меня, – заявил Эдуар, – без конца собачатся.
Он осмотрел мотор, над которым трудился его помощник.
– Он в лучшем состоянии, чем я думал, – сказал Эдуар.
– Да. Я полагал, что накрылся весь картер, а оказалось – только прокладки. Эти мудаки хотят иметь коллекционные тачки, а сами ездят на них раз в год, когда проходит ралли на старых машинах. И все равно они торопятся как можно скорее забрать свою рухлядь из ремонта. Опять звонил хозяин прачечной, спрашивал, когда будет готова его красавица.
– Не спеши, сынок, он подождет.
Сняв куртку, Эдуар повесил ее на гвоздь, затем напялил синий халат с эмблемой «ситроена» на нагрудном кармане. Ему надо было закончить ремонт «Ситроена-11 В Перфо», семейной модели черного цвета с красными колесами и откидными сиденьями. Карбюратор требовал замены, но знания и умение Эдуара позволили сохранить его. Это был подвиг, и Эдуара распирало от гордости, при этом он чувствовал себя хирургом, которому удалось спасти больному ногу, оторванную при аварии.
Какое-то время они молча работали, каждый над своим мотором. Эдуар ценил, что его ученик никогда не смотрит на часы, и часто ему приходилось буквально взашей гнать Банана домой.
Продолжая работать, Эдуар думал о своих «милых дамах со стройки», как он называл мать и ба; он представлял себе, как они сидят при свете тусклой вагонной лампочки на краю таинственной ямы, и его охватывала тревога. Розина не была замужем, и поэтому сын, естественно, получил ее фамилию: Бланвен. Она всегда относилась к Эдуару скорее как к приятелю, чем как к отпрыску – казалось, оттого что ее ребенок был внебрачным, у нее притупились материнские чувства. Она никогда не говорила с сыном о его отце и даже, когда он подрос, делала вид, что просто не знает, кто из ее многочисленных любовников дал ему жизнь. И Эдуар сделал тогда свой выбор. Он ничей сын? Ладно! Он сам станет себе отцом! Он окружил себя уютным коконом эгоизма. Природная мудрость заставляла его всегда быть настороже.
Тишину разорвал яростный шум мопеда «солекс». На пороге появилась девушка.
– А вот и твоя сеструха, – объявил Эдуар.
– Я попросил ее заехать за мной: мой мопед накрылся, а у меня нет времени починить его.
– Ни фига себе! – удивился Бланвен. – Как же вы усядетесь вдвоем на эту тарахтелку?
– Сразу видно, что ты никогда не бывал в Северной Африке! – отозвался Банан. – Там на мопедах ездят по трое, а то и вчетвером.
Восхитительная девушка – сестра Банана – лет двадцати, со светлым цветом лица и горящими глазами, с родинкой на правой скуле поставила «солекс» снаружи на подпорку и вошла в мастерскую. Она занималась на юридическом факультете и могла не беспокоиться о своем будущем. Эдуар пытался подбивать под нее клинья, хотя и знал, что у них с Наджибой ничего не будет, потому что она дитя своей культуры и религии. Ей одновременно удавалось ничем не отличаться от своих французских сверстниц и быть совершенно неприручаемой. Эдуар знал, что когда-нибудь в ее родном Алжире ей предстоит сыграть важную общественную роль.
– Хватит на сегодня, – заявил Эдуар. – Предлагаю всем выпить. Что ты будешь пить, Наджи? Холодный чай или лимонад?
Он принялся мыть руки под шлангом для мойки машин, используя вместо мыла моющее средство, чтобы избавиться от загустевшего машинного масла на пальцах, но грязь проникала и под ногти, поэтому они почти всегда были с траурной каемкой. Вместо полотенца Эдуар использовал сначала невероятно грязную тряпку, а затем и собственные джинсы.
– Вы идете, ребята?
– Поднимайтесь, я сейчас подойду, – ответил Банан, – надо сложить инструмент.
Эдуар и Наджиба поднялись по крутой деревянной лестнице, ведущей на антресоли. Бланвен считал, что, если в ближайшем будущем не подыщет себе новую квартиру, у него будет искривление позвоночника – настолько низкими были здесь потолки. Свое жилье он разделил надвое, получив таким образом «спальню» и «гостиную». Обстановка скромная: все куплено в недорогих магазинах, но кругом чисто и опрятно – просто удивительно для холостого механика!
– Мне так нравится у вас! – воскликнула юная магрибинка, которая ютилась вместе со всей семьей в какой-то лачуге.
– А мне бы здесь понравилось еще больше, если бы здесь жила ты! – ответил Эдуар.
Наджиба никак не отреагировала на это заявление.
– Прежде чем заснуть, – продолжил Бланвен, – раз в три вечера я представляю себе, что мы занимаемся с тобой любовью.
– А в остальные вечера? – не замедлила с вопросом девушка.
Эта хитроумная уловка заставила его улыбнуться.
– Что за идиотская у вас религия! – вздохнул он. – Я точно знаю, что в постели мы вели бы себя как тигр и тигрица, да только мадемуазель – мусульманка, и поэтому ею попользуется какой-нибудь раздолбай-соплеменник!
– Чтобы понять такую религию, как моя, – уверенно сказала Наджиба, – нужно родиться с ней!
– Ты никогда не сможешь убедить меня, что в барьерах есть что-то хорошее. Я хочу тебя, и было бы здорово, если бы у нас получилась любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116