В них лежит только бумажник, набитый документами на имя Людовика Бальмена. Из них я узнаю, что старичок антиквар, адрес: бульвар Кур-сель, дом сто двадцать… Он холостяк, шестьдесят шесть лет…Я откладываю бумажник в сторону.Кроме него, в карманах была мелочь, связка ключей, серебряная зубочистка, чековая книжка на его имя, ручка из накладного золота…Ничего необычного…— Ну вот, — говорит служащий морга. Он закончил с Бальменом.Теперь маленький старичок гол, как скелет морского языка.Я осматриваю его фигуру.— Никаких ран?— Никаких, — подтверждает сторож.Тут открывается дверь и появляется мужчина с бледным лицом, одетый в черное. У него розовая орденская ленточка, а лицо радостно, как надгробье.— Господин профессор — — почтительно начинает сторож.Я приветствую вошедшего. Он кивает, но живые его не интересуют. По нему сразу видно, что настоящие его приятели — те, кто навсегда перешел в горизонтальное положение… Он открывает маленький кожаный чемоданчик, вынимает из него несколько инструментов и начинает рассматривать папашу Бальмена сверху донизу.Его осмотр длится довольно долго. Он чертовски добросовестен!Наконец он распрямляется и смотрит на меня.— Этот человек умер от сердечного приступа, — говорит он.Мне кажется, я сплю.— Вы в этом уверены, профессор? Еще секунду мне кажется, что он разорвет меня на части, но профессор, вероятно, не любит насилие.— Абсолютно уверен, — говорит он. — Вскрытие даст нам формальное подтверждение этому. Короткий кивок, и он уходит.— Раз он сказал, так оно и есть, — уверяет меня сторож. — Я ни разу не видел, чтобы этот парень ошибся. Дайте ему кость от бараньей ноги, и он вам скажет, от чего помер баран!— Сердечный приступ! — бормочу я.Честно говоря, ребята, я обалдел. Мысль, что тип помер естественной смертью при таких обстоятельствах, вызывает у меня досаду… На мой взгляд, в этом нет логики, а полицейские не выносят того, в чем нет логики…Как бы то ни было, а меня эта история ни с какого боку не касается. Я работаю в Секретной службе, и такого рода дела — не моя сфера.Поэтому я покидаю дом с морозилками с сознанием выполненного сверх всяких ожиданий долга.Выходя, я нос к носу сталкиваюсь с инспектором криминальной полиции Шардоном — славным толстяком, не обремененным избытком интеллекта…— А! — говорю. — Так это дело поручено тебе?— Да, — отвечает он.Он раскалывает в кармане арахисовые орехи и жрет их. Настоящая обезьяна!У него выпирающее брюшко, а лицо светится безграничным самодовольством.Я сообщаю ему все, что знаю.— Самый улет, — говорю, — то, что он умер естественной смертью.— Не может быть!— По крайней мере так утверждает местный врач! Я хлопаю его по плечу. — Удачи, сынок!У Маринетт в мозгах начали расти грибы. Когда она замечает меня, ее лицо освещается, как витрина на Рождество.— А, вот и вы! Я уж думала, что вы обо мне забыли!— Как вы могли даже думать об этом, моя лучезарная? Чтобы я забыл вас, мне должны были вбить в голову кол. Сейчас полдень — час, когда желудки начинают предъявлять профсоюзные требования. Я знаю поблизости один китайский ресторанчик. В нем никогда не поймешь, что ешь, зато все просто объедение. Come with me, darling!Комплименты, китайская кухня, английский! Это слишком. Она падает мне на плечо, и мне остается только одарить ее торжественным поцелуем взасос.С такой девушкой достаточно хорошей жратвы, чтобы одолеть ее стыдливость. Так я думаю, поедая утку с ананасом, которая могла бы сойти за десерт. Иногда нужно добавлять кино, чтобы победить их последние сомнения, но это уже исключительный случай для по-настоящему добродетельных девушек. С Маринетт нет нужды вставлять между жрачкой и постелью киношку… Стаканчик “куантро”, и она уже готова отдать себя всю целиком!В три часа пополудни — время французское — я даю сеанс моих внепрофессиональных способностей. Она так им довольна, что просит записать ее на абонемент.Нет ничего лучше аперитива, чтобы привести вас в форму после такой бурной второй половины дня.Мы проглатываем наш второй чинзано в бистро на Сен-Жермен-де-Прэ.У малютки Маринетт глаза широкие, как раструб горна. В спешке наложенная губная помада не совсем совпадает с линией губ. Она похожа на плохо напечатанную афишу.Она так неумело держит меня под руку, что мне становится стыдно.На кого я похож с этой повисшей на мне влюбленной дурочкой? На деревенского лопуха в свадебном путешествии!В бистро входит продавец газет. Я делаю ему знак. Газета. Вот что придаст мне солидности.Я вздрагиваю, увидев, что утреннее дело занимает первую страницу.Читаю статью и узнаю потрясающие вещи!Человек в кожаном пальто сам явился в полицию, узнав о смерти антиквара. Это некий Жан Парьо, посредник, тоже занимающийся антиквариатом. Сегодня утром он продал Бальмену партию предметов старины, и Бальмен попросил его сходить вместе с ним в банк, чтобы расплатиться за эту покупку.Бальмен чувствовал себя усталым. Выйдя из банка, он сел в машину Парьо, пока тот пошел позвонить в соседнее кафе, и умер. Когда Парьо вернулся, то узнал об инциденте и позвонил в районный комиссариат, а оттуда его направили в криминальную полицию.И вся история…Вот что значит быть настроенным на тайны, как говорит Фелиси! Я уже навыдумывал махинации, козни, трюки. А все оказалось просто: честный старичок с больным сердцем умер сам по себе…— Ну, возвращаемся! — внезапно говорю я. Малышка встает.В тот момент, когда она шагает через порог, я замираю. Согласен, все просто и логично, но почему тогда Бальмен написал на корешке чека:"На помощь”? Глава 3 Монотонный голос Эктора доносится до меня, будто с другой планеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31