Я едва заметно пожимаю плечами. Мне кажется, в этом деле слишком много говорят о старинных монетах.— Продолжайте.— Поскольку Бальмен был моим пациентом, я посоветовал дочери сходить к нему в магазин. Он и познакомил ее с Парьо… А… Короче, Парьо ее соблазнил!Я смотрю на него:— Вы жили один с дочерью?— Моя жена умерла при родах дочери, и я воспитал ее один… Я…Понятно: отцовская ревность!— Сколько лет вашей дочери?— Двадцать шесть.— Могу я вам задать один.., гм.., деликатный вопрос?— Задавайте!— Вы, доктор, более чем кто-либо другой должны понимать, что молодой женщине нужен.., друг…— Согласен!Его лицо нейтрально, как Швейцария.— Но вы ссоритесь с любимой дочерью только из-за того, что она завела себе любовника?— Я поругался с ней не из-за того, что она завела любовника.., к тому же я полагаю, он у нее не первый. Мы поссорились, потому что этим любовником был Парьо…— Правда?— Правда!Он очень четок!— В чем вы его упрекаете?— У него криминальное прошлое, вот и все. В этом вопросе порядочный человек не может пойти на компромисс!— Криминальное прошлое…Я вдруг становлюсь похожим на лопуха. А я-то, наивняк, приперся сюда, даже не зная, что у Парьо были судимости…— И богатое у него это самое прошлое? — спрашиваю.— Слишком богатое, чтобы входить в число моих знакомых.— Как вы это узнали?— Это вы, комиссар, задаете мне такой вопрос? Вам разве неизвестно о существовании частных сыскных агентств, в которые можно обратиться, когда хочешь получить информацию об интересующем вас человеке?— Совершенно справедливо, — соглашаюсь я. И добавляю:— Вы ведь не очень любили Парьо? Пожалуй, даже совсем не любили…— Скажу прямо: я его ненавидел.— Эта откровенность делает вам честь, доктор…И, произнося эти слова, я думаю, что все актеры этой драмы откровенны… За исключением Джо Педика.Да, они откровенны: Парьо был откровенен, слишком откровенен… Он сразу же рассказал историю своих отношений с Бальменом… Эскулап откровенен…Скажу вам начистоту: я начинаю плавать и никак не могу составить себе четкое мнение о деле…— И последний вопрос, доктор: вы не убивали Парьо, не так ли?— Нет… — отвечает он. — И поверьте мне, комиссар, очень об этом жалею. Глава 9 Я всегда испытывал слабость к почтаршам и никогда не упускал возможность прокомпостировать одну из них, когда такая возможность представлялась…Однако эта отбила бы охоту даже у обезьяны… Длинная, высохшая, как Сахара, и никакого намека на груди. Выступающие передние зубы препятствуют любым попыткам поцеловать ее, если у кого-то даже возникло бы такое желание.Это она занимает окошко междугородных переговоров.— Привет, красавица, — говорю я ей с неотразимо прекрасной улыбкой.— Повежливее! — ворчит она. — Кто вам дал право разговаривать со мной таким тоном? Я вместе с вами коров не пасла!— Я не думаю, что факт охраны эти милых жвачных предрасполагает к любезности, — уверяю я. — Вы напрасно обижаетесь, мадам, мои намерения чисты, как стакан дистиллированной воды.— Какой номер вы заказываете? — перебивает она.— Номер стриптиза, — смеюсь я.— Вы хотите, чтобы я позвала директора? — вопит девица.— Не стоит. Меня вполне устроит ваше исполнение… Поскольку я вижу, что она сейчас взорвется, то показываю ей удостоверение. Это ее не успокаивает, наоборот, вгоняет в черное бешенство.— Ну и что! — кричит она. — Вы думаете, на кого-то произведет впечатление, что вы из полиции?! Знайте, что честные люди полиции не боятся, а моя совесть чиста!— Ну и прекрасно, — любезно замечаю я. — Хотя она и в чистом виде никому не нужна, даже по сниженной цене…— Вы хам!— Не надо повторяться! — говорю я. — Слово “полицейский” включает в себя все эпитеты, которые вы можете найти…Кажется, финиш.Воспользовавшись затишьем, я заявляю:— Ну хватит болтать, Мисс Эбонит, речь идет об убийстве.Она поднимает на меня свою физию и переспрашивает:— Об убийстве?— Даже о двух.— Не может быть.— Может. А вы можете мне помочь.— Я?— Вы!Мы ведем диалог двух клоунов. Наконец милашка смягчается.— В субботу, — говорю я, — незадолго до полудня высокий мужчина с костлявым лицом, одетый в кожаное пальто, заказывал междугородный разговор…Она размышляет.— В кожаном пальто, — шепчет она. — Да, помню… В кожаном пальто…— Какой номер он заказывал? Она изумленно раскрывает глаза.— Как я могу это запомнить? Каждый день заказывают сотни номеров!Я признаю, что надо обладать необыкновенной памятью, чтобы это запомнить.— Но ведь у вас должны сохраняться карточки, — говорю. — По крайней мере листки, на которых вы записываете заказанные номера и время заказа.— Это верно.— Где ваши субботние карточки?— Надо обратиться к господину директору.— А где он?И я иду стучать в маленькую стеклянную дверь, на которую мне указывает эта доска.— Входите!Меня встречает симпатичный малый. Я представляюсь и излагаю свою просьбу.— Это просто, — говорит он, открывая картотеку.Он протягивает мне стопку карточек. Я отбираю те, что за субботу, а среди них те, на которых записаны звонки, сделанные между одиннадцатью и полуднем.Мой взгляд быстро пробегает по странице.Вдруг я вздрагиваю.Гуссанвиль, четырнадцать. Одиннадцать часов пятьдесят минут.Гуссанвиль! Место, где обретается докторская дочка… Ну конечно, Парьо звонил своей милашке!— Четырнадцать — это номер телефона, да? — спрашиваю я директора.— Да…— Могут ваши службы установить имя владельца телефона с номером четырнадцать в Гуссанвиле?— О, запросто!Я угощаю его сигаретой, пока одна из служащих занимается поисками.Едва мы успеваем прикурить, как я получаю подтверждение: телефон с номером четырнадцать установлен в доме, принадлежащем доктору Бужону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31