— Надо также сказать, что доктор Бужон никогда ею не занимался.— Ну конечно… Одинокий мужчина, наркоман. И что же Изабель?— Она практически разорила своего отца. Каждый день у них бывали сцены из-за денег. Она швыряла их налево и направо.Когда у доктора ничего не осталось, она сошлась с тем длинным типом в кожаном пальто.— Парьо?— Кажется, да. Да, так его фамилия. Тогда доктор рассердился и выгнал ее. Он швырнул ей в лицо ключи от дома в Гуссанвиле, сказав, что не хочет выкидывать ее на улицу, но и слышать о ней тоже больше не хочет! Я была в это время в столовой и все слышала. Она подняла ключи и насмешливым тоном сказала “спасибо”.— А потом?— Доктор плакал. Тогда она ему сказала, что понимает его горе, что она не виновата, это проблемы ее поколения. Что она падла. Да, месье, она употребила именно это слово. А раз уж она такова, то должна идти до конца, что бы из этого вышел хоть какой-то толк. Это же надо иметь такие мысли! Я даже заплакала. Она продолжала еще некоторое время, а потом сказала ему, что организовывает дело, которое принесет ей много денег. “Вместе с этой мразью Парьо?” — спросил тогда доктор."Совершенно верно… Но не беспокойся, я не собираюсь оставаться с ним долго… Когда я сорву куш, то смотаюсь из Франции и начну новую жизнь под новым именем. Может быть, с годами я стану нормальной мещанкой, женой мещанина и — кто знает? — матерью мещанина…” Она хотела поцеловать его. “Уходи! — крикнул он. — Уходи, ты вызываешь у меня омерзение!” И она ушла. Еще глоточек вербеновой, месье?Я молчу.Молчание знак согласия, и она наливает новую порцию своей микстуры. Я погружен в свои мысли.Маленький чертенок пользуется моим молчанием, чтобы снова подать голос:« Вот видишь, Сан-Антонио, — радуется он, — девушка… Женщина, все время женщина… Распутница, неудачница, невростеничка захотела сыграть Аль Капоне в юбке и разработала для собственного удовлетворения дьявольски сложный план, словно вычитанный из детективного романа… Трюк с подсоединением электрического провода к ручке двери — очень романтическая задумка… И тот, что с бараном, сожженным поверх трупа, тоже…»Я возвращаюсь к старушке.— Вы не замечали, у Изабель были золотые зубы?— Да что вы! У нее свои зубы здоровые.— Кто звонил доктору сегодня утром? Она размышляет.— Послушайте, — говорит она, — кому другому я бы не решилась это сказать, но вы кажетесь мне умным. Я улыбкой благодарю ее за столь лестное мнение.— Звонивший изменил голос.— Это вы сняли трубку?— Да. Я всегда это делала, когда бывала там. Он спросил доктора.Я, как всегда в таких случаях, ответила, что доктора нет. Он больше не хотел ходить по домам! Тогда тот, кто звонил, хохотнул. “Я знаю, что он дома, — сказал он. — Скажите, что Джо хочет с ним поговорить о его дочери…” Я пошла сказать это доктору. Он подошел, спросил: “Алло?” и больше ничего не говорил до конца разговора, потом положил трубку и прошептал: “О господи!” И сказал мне, что поедет в Гуссанвиль.Она наливает себе еще немного настойки.— Вот, — заключает она.— А тот, кто звонил и разговаривал измененным голосом, был мужчина или женщина?— Мужчина, — отвечает она. — По крайней мере, хотел им казаться. Но я, сказать по правде, думаю, что звонила малышка, прижав ко рту платок.— А почему вы так решили?— Потому что тот, кто звонил, засмеялся, когда сказала, что доктора нет дома.— Это все равно что подпись Изабель, верно, мамаша?— Вы все понимаете с первого раза, — говорит старуха. — Еще стаканчик вербеновой?— Последний! Глава 18 Всегда бывает неприятно — если ты не конформист, — когда младший по званию застает тебя чокающимся с консьержкой.Поэтому я корчу рожу больного гепатитом в момент приступа, когда дверь в каморку открывается и входит Шардон.— Вот это да! Куда бы я ни пошел, всюду нахожу вас, — говорит он.Он неплохой парень, но сейчас недоволен и пытается это выразить по-своему.— Я всегда впереди прогресса! — отвечаю я, осушая стакан. — А ты зачем сюда явился?Он осторожно опускает в карман арахис, который собирался раздавить в своем кулачище.— Я веду расследование, — отвечает он, — и пришел допросить домработницу доктора. Вы не считаете, что это нормально, комиссар?— Ладно, не трать зря силы и оставь мадам в покое. Я допрашиваю ее уже два часа, и ей это, должно быть, уже начинает надоедать.— Вовсе нет, — уверяет старушенция, обожающая поговорить. — Если я могу быть вам полезна. Я протягиваю ей руку.— На сегодня достаточно, мамаша… Спасибо за вашу информацию и до свидания. Берегите себя!Я беру Шардона под руку и веду толстяка на улицу.— Может, угостишь меня аперитивом? — предлагаю я. Он розовеет от удовольствия.— С радостью, — говорит он. — У вас довольный вид, господин комиссар. Узнали что-то новое?— Да… Я кое-что начинаю понимать в этой истории и приглашаю тебя в бистро, чтобы рассказать, что к чему.Он вздрагивает.— Примите мои поздравления. — И вдруг он вспоминает:— Знаете, патрон, пока я ждал жандармов в Гуссанвиле, то осмотрел дом и окрестности. Угадайте, что я нашел под одним окном?Он разворачивает пустой пакет из-под арахиса и вынимает прядь отрезанных черных волос. Они шелковистые и слегка завиваются на концах.— Это может для чего-нибудь сгодиться? — спрашивает он, смеясь.Я хлопаю его по плечу.— Еще как! Ты заработал очко, толстяк! Ты просто молодец.Он опускает глаза, чтобы скрыть свою радость.— Вы слишком любезны, господин комиссар.— Признайся, что ты так не думаешь.— О, господин комиссар.Я смотрю на часы: без нескольких минут семь.— Вы спешите?— Вообще-то да, но могу уделить тебе четверть часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31