— Ты прав, о, мудрейший из мудрейших, можно. Но мы этого не сделаем.— Почему?— У меня такое предчувствие, что мы держим в руках звено цепи.Нужно размотать всю эту цепь!— Твое звено уже порвалось, — возражает Грубиян, — но раз уж ты так чувствуешь, давай попробуем!Одна из маленьких хозяек неба моет пол в туалете. Я обращаюсь к ней с улыбкой number one (Номер один (англ.)), от которой начинает завиваться цикорий.— Работка не из чистых, да, моя прелесть?Она возвращает мою улыбку, так как ее честность не позволяет ей принять такой дар. Какая же милашка эта очаровашка! Она поднимается, и я отвожу ее в сторону, сделав знак Берюрье, чтобы он вернулся на свое место.— Я думаю, моя прелесть, что нам следует сходить за багажом покойника. Я хорошо знаком с подобными делами. Когда самолет приземлится, полиция сразу начнет следствие, а мы облегчим им работу.Она соглашается. Я помогаю ей вынести черный чемодан харакирщика.— А теперь не мешает заглянуть в него, — говорю я.— Зачем? — пугается прелестное дитя (ее лицо принимает цвет чайной розы).— Чтобы посмотреть, что в нем. Человек, который убивает себя в самолете, наверняка ненормальный. А у ненормального человека не может быть нормальный багаж, разве вы так не думаете, дорогая? Кстати, как ваше имя?— Йо.— Восхитительно! А что это значит?— Ласточка, летящая в сияющие солнечные дали.— С таким именем вам сам Бог велел быть стюардессой!Развлекая ее приятным разговором, я обследую чемодан покойника.Это багаж честного человека: два костюма, белье, халат, набор туалетных принадлежностей. Я открываю его. Оттуда исходит исключительно восточный запах. В наборе — уйма маленьких флакончиков с духами и порошками, для купания. Послушайте, ребята, не станете же вы утверждать, что у легавых отсутствует нюх?! Так вот, вместо того, чтобы с чистой совестью закрыть набор, ваш бесподобный Сан-Антонио открывает флакон за флаконом и нюхает. Добравшись до последнего, я замечаю, что у него слишком толстое дно и стенки. Я открываю и разглядываю его. Он содержит желтоватую жидкость. И тут ваш славный Сан-Антонио, который знает буквально все, вдруг понимает, что это нитроглицерин. Въезжаете?— Кажется, вы чем-то обеспокоены? — замечает очаровательная и проницательная стюардесса.— Есть с чего, красавица. Позовите, пожалуйста, командира.Малышка-японка смотрит на меня с таким удивлением, как если бы я был китайской тенью, но тем не менее выполняет просьбу.Лохоямападмото являет свою афишу, а точнее, золотистую бульенку в два притопа три прихлопа.— Что-то еще случилось? — спрашивает он.Я показываю ему флакон. Он протягивает руку, но я отстраняю ее.— С этим нельзя шутить, командир! Если вы прольете хоть каплю этой жидкости, то через секунду встретитесь с вашими предками!— Почему?— Потому что это нитроглицерин!— Вы уверены?— Абсолютно. Я не собираюсь вам доказывать это при помощи опыта, но можете поверить мне на слово.— Что это значит?Вместо ответа я смотрю на чемодан Фузи Хотьубе. К ручке прикреплены четыре бирки. На одной из них фамилия пассажира, а вот на трех остальных одна и та же надпись крупными буквами “Не кантовать!" на французском, английском и, как я полагаю, на японском.Я, Сан-Антонио, прекрасно отдаю себе отчет в том, на что способна эта взрывчатка. Фузи Хотьубе запасся ею, чтобы замести следы. Мне представляется это так: в случае авиакатастрофы он хочет быть уверен, что самолет сгорел дотла. Врубаетесь?От удара взрывчатка сдетонирует, и ищи-свищи! Значит, захаракиренный вез с собой что-то настолько важное, что ему не хотелось, чтобы это было обнаружено даже после его смерти. Я продолжаю свою маленькую гимнастику для мозгов под пристальным взглядом командира экипажа. Итак, эта экстраординарная мера была принята, и тем не менее он сделал себе харакири, не взорвав самолет. Почему? А потому, что он подумал, что все стало известно. Но что все? Вот в чем вопрос! Следовательно, сам факт раскрытия тайны меняет ход дела.— Этот человек наверняка был сумасшедшим, — говорю я Лохоямападмото с целью удовлетворить его любопытство.— Хорошо бы, командир, поскорее избавиться от этой взрывчатки!— Закройте флакон, я немедленно займусь этим.Я подхожу к иллюминатору и смотрю вниз. Мы пролетаем над бескрайней равниной.— Эту штуковину опасно бросать на землю. Нужно дождаться, когда мы будем пролетать над морем… Командир качает головой.— Это не имеет значения, — говорит он, осторожно забирая у меня флакон, — мы пролетаем над Китаем…Я слегка озадачен. Но, в конце концов, так как под нами рисовые поля…Я возвращаюсь на свое место. Тайна становится все более непроницаемой. Глава 5 — У японских таможенников втрое расширяется разрез глаз, когда мы проходим мимо них с небритыми физиономиями, руками и цветом лица более свинцовым, чем гроб посла, погибшего за границей при исполнении служебных обязанностей. Один из них — сухарик желтый, как перезревший стручок фасоли, — спрашивает нас на скрипучем французском, почему у нас нет багажа. Я объясняю ему, что с нами случился облом прямо перед вылетом фанеры из Парижа. Наше такси перевернулось. Вещи находились в багажнике, замок которого заклинило, и т.д, и т.п.В конце концов, мы выбираемся из аэропорта и садимся в тачку. Ее шофер — старый бонза, который мог бы вполне сойти за китайца, если бы не был японцем. Я прошу его довезти нас до токийского Галери Лафайет (Крупный универсальный магазин в Париже.) Он не сечет по-французски, но сносно болтает по-английски, благодаря чему мы находим взаимопонимание.Берю угрюмо пасет по сторонам.— Я думал, что Япония похожа на доску для игры в лото, — говорит он А здесь здорово смахивает на Асньер (Западный пригород Парижа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42