Рульт хлопает себя по ляжкам.— Ну что, признайся, не ожидал такого феномена?! — горланит он, продолжая прихлопы.Вот он уже со мной на “ты”. У меня складывается впечатление, что я давным-давно знаком с этим парнем.— Я обычно предпочитаю быть действующим лицом, а не статистом, отвечаю я.Наконец, хозяйка вспоминает о соблюдении приличий и начинает номер под названием “представление гостей”. Мне показывают профессора Ямамототвердолобо, старика, морщинистого, как древний пергамент, который абсолютно естественно диссонирует с этим пьяным балаганам.Затем мне представляют старикашку-америкашку с мурлом измятым, как автомобиль для гонок со столкновениями.— Папаша Хилджон! — объявляет Рульт. — Старый бродяга, который сколотил себе состояние в Токио, продавая брелки в форме атомных бомб.А вот Тай-Донг-Педхе — блестящий таиландский актер, который сделал головокружительную карьеру в Японии, играя филиппинцев.Я едва успеваю пожимать хрящи присутствующих.— Дорогая Барбара, — говорю я, — я отважился привести к вам своего близкого друга, Бе-Рхю-Рье, который сгорал от желания познакомиться с вами.Присутствующие разражаются смехом. Толстяк хмурится и вопросительно смотрит на Рульта.— Я извиняюсь, Сан-А, — говорит Рульт, — но по-японски Бе-Рхю-Рье значит “цветок сурепки в винном соусе”. Толстяк громко смеется.— Согласитесь, что это весьма кстати. Получается, что у моего папаши предки были японцами.Виски начинает литься рекой, и надо быть чемпионом по сплаву, как говорит Берю, уважающий массаж почек, — чтобы преодолеть пороги от Ни до Гара целым и невредимым. Все начинают постепенно надираться и довольно откровенно массировать ягодицы Барбары.В какой-то момент профессор-японец начинает пристально наблюдать за Берю. Пронзительность его взгляда начинает беспокоить Толстяка.— Что это бороденка так дыбает на меня? — волнуется мой приятель.— Я изучаю его морфологию, — успокаивает нас Ямамототвердолобо.И продолжает болтать по-японски с вопросительной интонацией.— Чего? — недоумевает мой корифан. — Так, значит, вы не говорите по-японски?— Я — китаец!Старикан спокойно переходит на китайский. Непонимание Толстяка от этого лишь возрастает.— Вы не говорите и по-китайски?— Ну…Но ученые подобны юнцам, которым стоит лишь где-то случайно прикоснуться к трусикам ровесниц, как они не могут успокоиться, пока не прикоснутся к тому, что под ними, если я осмелюсь на такое сравнение (А я осмеливаюсь! (Прим, авт.)).— Сеньор Бе-Рхю-Рье, говорите, пожалуйста, на своем родном диалекте, а я попытаюсь определить, откуда вы родом.Толстяк обалдело смотрит на меня, однако берет себя в руки и изрекает:— Откеда скандехался этот долдон на мою макитру?Ямамототаердолобо хмурит свои тонкие брови, впадает в транс и начинает испускать возгласы “ойя, ойя”, как если бы он словил сомнительный кайф. Но в конце концов, разочарованно качает головой.— Я тщетно тешил себя надеждой, что знаю все диалекты Азии.Вынужден признаться, что не знаю этого языка.— С таким чаном это те не в догон!— Откуда же вы? — стонет старикан.— Не заставляй профессора мучаться догадками, — протестую я. И спешу добавить:— Он родом из Монголии.— Но я знаю монгольский язык!— Да, но из внешней Монголии.— Я знаю и этот диалект.Берю выходит из себя, да это и немудрено после восемнадцати стопариков виски:— Я из настоящей вешней Монголии, целиком вешней, моей, ик, Монголии! А теперь смени пластинку, папаша, в натуре, ты мне давишь на эндокринку!Все хохочут. Нам подают ужин. Слуга приносит каждому по блюду с хрумкой. Все начинают жевать. Малышка Барбара оказывается великой искусницей в применении двух своих полусфер и их ближайших окрестностей. Она закладывает в свое декольте шикарные паштеты и вынуждает нас лакомиться ими на месте. Мне еще не приходилось клевать с таких литавр. Я начинаю отдавать себе отчет в том, что мне не удастся рассказать вам этот эпизод до конца, мои дорогие бедняжки-читательницы. Скажу лишь, что даже у пожарников из Шампюре кишка тонка, чтобы укротить это пламя.Наступает праздник на улице вешнего монгола. Это не какой-нибудь монгол-гордец! У Толстяка блудливая арапка (Вы поняли, что это каламбур? А то многие могут подумать, что арапка-это лошадь арабской породы или женщина арабской национальности. Все гораздо проще — на фене «арапка» — рука.). Американка сладострастно повизгивает. Ей попался первоклассный дегазатор, пардон, дегустатор! Берю и так обожает штефку, ну а пошамать из декольте зажигательной дамочки — это апофеоз его аппетитов! Он напрочь забывает рецепты Раймона Оливера. Между прочим, такой урок по телеку произвел бы настоящий фурор! Представьте-ка себе знаменитого Раймона, дегустирующего подобным образом свои блюда со сногсшибательной Картин; вот бы это подогрело аппетит телезрителей — отцов многодетных семей, мрачных матушек-бандерш, балующих своих чад лапочек, дедушек, белых пап, черных пап, с черных земель, мам по имени Мишель, канадцев, португальцев, португальских устриц и крестных матерей, титулованных и титрованных, любителей пряностей, трезвенников, язвенников, трезвомыслящих инакомыслящих, недоброжелательных аджюданов (Воинское звание.), доброжелательных хулиганов, благоразумных, заумных, запредельных в настоящем, присягнувших, посягнувших, веснушчатых, фининспекторов, прозекторов, проректоров и проректорш, а также многих других, да, очень многих, в том числе даже безногих!К концу ужина все надираются в стельку, кроме вашего покорного слуги, который ограничился бутылочкой рисовой водки.Таиландский певец затягивает знаменитую филиппинскую колыбельную дорожную “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42