Гости в свою очередь спрашивали Базаке о самочувствии, о здоровье домашних, о благополучии скота. Базаркул, конечно, понял, что явились эти люди к нему не просто так, но сразу спрашивать о деле неприлично, обычай не велит. Лишь спустя определенное время, Базаркул со вздохом расправил и без того ровные и опрятные усы и бороду, протянул: «Та-ак» — и, помолчав немного, продолжал:
1 Аткаминер — дословно: севший верхом на коня. Так в старину киргизы называли знатных и богатых.
2 Кементай — верхняя одежда типа плаща, делалась из войлока.
— Значит, живется вам хорошо, сохрани вас бог и в дальнейшем от злых бед. Ну а все-таки, с каким намерением прибыли вы ко мне?
Асеин поглядел на Санджара: начинай ты, как старший по возрасту. Санджар намек понял, покрутил головой и заговорил:
— Да вот, Базаке, мы насчет чего. Вы ведь наша единственная опора и защита, и мы к вам явились с жалобой.
— Расскажи с какой.
— От чужих-то еще как-никак, но от своих терпеть обиду невыносимо тяжело, Базаке. Средь бела дня ограбили, да мало того, избили нещадно нас вот.— Он кивнул на Асеина и Кутуйана.
Базаркул нахмурил брови.
— Кто это сделал?
— Да Саты-бий, вот кто.
— Что-о?
— Саты-бий...— Санджар запнулся, ему перехватило дыхание.
— Спятил он, что ли?
Теперь уже слово взял Асеин. Рассказал по порядку, как все было, и заключил:
— Напрасно он так поступил. Это нехорошо. Нехорошо, говорю, вышло, тем более при чужих... Забыл, выходит, о чести и совести, начисто забыл! Я знаю, на него иной раз находит, любит пошуметь, но чтобы руку поднять...
Тень сомнения промелькнула на лице Базаркула. Кутуйан заметил это, снял шапку, наклонил голову.
— Если вы не верите, смотрите!
Базаркул глянул на рубец, вокруг которого волосы были выстрижены. Вздувшийся, воспаленный рубец даже еще не подсох как следует... Глаза у Базаркула округлились. Он, по правде говоря, терпеть не мог Саты-бия, которому многое приходилось поневоле спускать. Но это было уж слишком. Поднять руку на подростка, да к тому же сироту? Такое спустить нельзя, люди уважать перестанут.
Базаркул хлопнул в ладоши, вызывая из-за дверей джигита, и, когда тот появился, приказал:
— Узнай, где теперь Саты-бий.
— Сатыке нет в аиле, молдоке,— с поклоном отвечал джигит.— Он вот уже неделю в Кесее.
— Когда собирался вернуться?
— Неизвестно, молдоке.
— Мм... Ну ладно, передай, как вернется, пусть сразу явится ко мне.
— Слушаюсь, молдоке.— Джигит повернулся к выходу, но Базаркул его окликнул:
— Постой! Скажи там ребятам, чтобы привели для этих людей пару коней и вола.
— Слушаюсь, молдоке, будет исполнено.
— И еще...— Базаркул ласково поглядел на Кутуйана.— Наденьте на этого моего сынка новый калпак. На счастье.
— Хорошо, молдоке.— Джигит вышел.
Санджар и Асеин заговорили разом:
— Базаке, как же так?
Базаркул вытянул руку ладонью вперед, как бы отстраняя протесты и возражения.
Санджар:
— Базаке, да вы-то чем провинились, чтобы расплачиваться за Саты-бия?
Асеин:
— В самом деле, нам совестно...
Базаркул сидел молча, брови совсем опустились на глаза. О чем он думал, неизвестно. Негодовал на Саты-бия за его поступок? Сожалел, что в последнее время у него самого дела идут все хуже? В этом повинен и Саты-бий, которому он излишне доверял. Саты-бий умеет прикинуться преданным, исполнительным, а на деле он бессовестный невежа. Кому это знать, как не Базаркулу. Много, ох, много пакостей натворил этот лицемер. Опирался в прежнее время на кокндцев... теперь заискивает перед канаевскими. Распустился, узды не знает. А ведь он сам ему был потатчиком, дурное скрывал, хорошее чересчур нахваливал. Да-а... С Байтиком отношения неважные, не то стоило лишь намекнуть, как Саты-бий якшался с Ракматылдой да подмигивал ему, и не сносить бы Саты-бию головы. Байтик бы с ним разделался.
Нет, Базаркул уже не тот, что прежде. Стареет. Прибавляется седины в бороде, исчез румянец... Ну, ничего! Не зря говорят люди, что Базаркул с дороги не собьется.
В свое время был он не последний удалец. Нынешним благочестием от него тогда и не пахло, он собирал вокруг себя таких же горячих джигитов, как он сам, и чего только они не вытворяли, в каких переделках побывали, эх! Если рассказать, длинная получится история. Теперь это все в прошлом, и единственная у Базаркула осталась цель — не утратить свое влияние на людей, не выпустить поводья из рук.
Ладно, прошлое оно и есть прошлое. Теперь, с приходом русских, в управлении народом многое изменилось. Ему, Базаркулу, по всем правам старшинства стать бы болушем1, да куда там! Байтик его опередил, ни с какими правами не посчитался...
Базаркул поднял голову.
— Чего же вам стыдиться? Почему совестно? — спросил он.— Саты-бий поступил плохо. Пусть только приедет, я с ним поговорю особо. Седла, утварь, мука — это все за ним остается, а вы нынче возьмите то, о чем я распорядился. Джатаку без рабочей скотины, без тягла куда податься? Что касается тебя, сынок, то он, как бы там ни было, тебе в отцы годится. Прими его удар как проявление отцовского гнева и прости ему, милый.
Кутуйан вежливо поклонился.
— Базаркул-ата, спасибо. Умеющий брать умей отдавать. Будем живы-здоровы, возместим наш долг. Доброе дело не пропадет. А недоброе... Вы говорите, чтобы я простил, Базаркул-ата. Сказать «прощаю» нетрудно, язык куда хочешь, туда и повернешь. А сердце? Как с ним быть, как его заставить?
Ровные черные брови Базаркула подымались все выше с каждым словом, которое произносил Кутуйан, а глаза смотрели на мальчика с любопытством и вниманием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92