Как ему теперь быть? Идти или еще подождать? Хуже всего было то, что он не знал, был ли уже здесь Санджар и с чем уехал.
Пока он так раздумывал, из юрты, протирая глаза, вышел Кутуйан. Обычно он вставал рано, однако нынче проспал дольше обычного: устал вчера в дороге, на коне давно не ездил. Да и дорога трудная, каменистая, неровная.
— Кукентай,— окликнул его Асеин. — Ты уже встал? Ну, беги к речке, умойся.
Они вместе спустились к берегу. Речка была невелика и неглубока. Заросли кудрявой мяты и купыря теснились к самой воде, прозрачной, искристой и неторопливой. Речка струилась среди обросших водорослями камней. Ее ласковое журчание вызвало у Кутуйана улыбку, но вот он поднял глаза — и словно сильным ветром ударило ему в грудь, перехватило дыхание, ошеломило: такой величавой громадой подымались прямо перед ним высокие скалистые горы. Кутуйан стоял и смотрел, лицо его было неподвижно, только ноздри раздувались.
Асеин сделал вид, что ничего не заметил. Сдвинув калпак на затылок, он наклонился к воде, набрал ее в обе горсти и напился. Кутуйан встрепенулся и, тоже зачерпнув ладонями воду, сначала ополоснул лицо, потом напился, как и Асеин.
— Какая вкусная вода, правда, Асеин-ата? В Кенеке она замечательная. Течет прямо из Кёк-Куля.
— Да, это верно...
— Мы будем ездить туда, Асеин-ата?
Асеин вытер мальчику лицо концом своего широкого пояса и ответил ласково:
— Будем, мой хороший...
Но сказал он это лишь для того, чтобы успокоить мальчика.
Тем временем из юрты Саты-бия начали выходить люди. Один за другим они поднимались на ближайший к юрте широкий уступ. Народу оказалось немало, человек тридцать. Следом за гостями шли прислуживающие им молодухи и джигиты.
Асеин подумал было, что теперь самое время подойти, но почему-то снова удержал себя и опять принялся прохаживаться туда-сюда вместе с Кутуйаном. Спустя некоторое
время — то ли сам Саты-бий его заметил, то ли ему сообщили о приезде Асеина — подбежал к старику бойкий, развязный джигит.
— Тебя Сатыке велел позвать,— даже не поздоровавшись, объявил он.
— Велел позвать?— почему-то испугался Асеин.
— Да. Ну, иди же, иди!
Взяв Кутуйана за руку, Асеин пошел следом за джигитом. По пути суетливо поправил шапку, воротник. Поздоровался, но даже не заметил, откликнулся ли кто на его приветствие. Остановился с нерешительным и растерянно-вопросительным выражением на лице: звали меня или как?
Саты-бий сидел на почетном месте. Как-никак здесь он хозяин, его владения. Рядом с ним устроился Бай, нарядный, как всегда. Были здесь и другие в отороченных черным бархатом калпаках, Асеин почти никого не знал.
Саты-бий поднял голову:
— Проходи, Асеин, садись.
Асеин ушам своим не поверил. Что это Саты-бий, шутит? Высмеивает его? Старик не знал, как себя вести.
Саты-бий повернул голову влево.
— Бог ты мой, да освободите место аксакалу.
В это время Кутуйан слегка выступил вперед и поздоровался.
Все повернулись к нему.
Саты-бий широко раскрыл глаза.
— Здравствуй! — сказал он.— Ты чей такой будешь?
Кутуйан ничуть не смутился.
— Я сын Ормона!— гордо вскинув голову, звонко ответил
он.
Саты-бий, усмехнувшись, потянул себя за жидкий ус.
— Вон оно что, ты сын Ормона? Добро пожаловать, ханзада, добро пожаловать1...
«Если в большой юрте смеются, то в малой улыбаются». Шутку Саты-бия встретили дружным смехом.
— Ну и как племя чон-сарыбагыш?2 Что слышно, все ли в порядке? — продолжал развлекаться Саты-бий.
— Я не из племени сарыбагыш.
— Ну да?
1 Саты-бий насмехается над Кутуйаном, делая вид, что принял его за сына Ормон-хана. Ханзада' — сын хана, наследник.
2 Сарыбагыш — одно из крупных киргизских племен так называемого правого крыла; Ормон был ханом этого племени.
— Я сын Ормона из рода дандыбай.— Голос Кутуйана звучал еще громче.
Асеин с досады прикусил губу, но вынужден был улыбаться. Наконец стало тихо. Бай наклонился к Саты-бию и что-то негромко сказал ему в самое ухо; тот выслушал, высоко подняв брови, покачал головой и больше к Кутуйану не обращался.
Расстелили достархан1, принесли кумыс. Когда все выпили по две-три чашки и поговорили о разных разностях, Саты- бий начал наконец разговор о главном:
— Дорогие родичи, среди нас нынче нет чужих, мы собрались все свои. Нет среди нас Базаке2, но он, как вы знаете, находится сейчас среди людей рода тынай. Им тоже надб собраться и обсудить то же, что будем обсуждать мы. Ко времени возвращения Базаке и мы примем решение. Та-ак... Иле- бай, говорят, заболел, а что Азамат?
— Азамат уехал к младшему брату Байтика Сатылгану,— откликнулся на этот вопрос седобородый гость, что сидел по левую руку Бая.
— К Сатылгану, значит? — Саты-бий немного подумал.— Ну а есть среди нас кто-нибудь из рода сарбан?
— Есть, есть,— заверили его.— Мы.
— А, ну ладно. Расскажете потом Азаке о нашем разговоре...
Саты-бий явно приготовился к долгой речи.
— Вот что, дорогие сородичи,— начал он.— Всем вам известно, что кокандцы вернулись. Снова заняли Бишкек, и, может, кто из вас видел, как они укрепляют его. Кажется, только вчера пришли они в полный упадок, лежали во прахе, а нынче... Стало быть, предусмотрителен и крепок Ша- мурат, другой бы на его месте, глядишь, и костей бы не собрал, ничего бы не успел, не сумел, а он сумел... Сумел! И не один Бишкек, также и Аулие-Ата, и Ташкент... Думать теперь надо, крепко думать. Коканд это Коканд. Сила! А вы, наверно, помните, что мы мало помогали Канат-Ша, когда он напал на Кастек. Так или нет?
— Как это?
— Сколько вдов надели траур, какие джигиты погибли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92