Там, в долине, должно, уже закончили, почему же никто не появляется, вестей о себе не подает? Отдыхают от трудов или что?
Асеин не выдержал: на другой день после того, как все забороновал, оседлал Чобура и отправился вниз по дороге.
1 Максым — кисловатый напиток, для приготовления которого нужен дробленый ячмень.
Самым ближним его соседом был Санджар, который обосновался по левую сторону от Узун-Джала. Свернув с конной тропы, что шла вдоль по предгорью, Асеин двинулся через сай1, в котором после недавних дождей было немало воды.
Вскоре показалось и жилище Санджара — старая мазанка с плоской крышей, обнесенная полуразрушенной и растрескавшейся глинобитной стенкой.
Тропа теперь подымалась в гору. Едва Асеин выбрался из лощины и поехал вверх, навстречу ему с яростным лаем кинулась собака. Асеин прикрикнул на нее и продолжал путь. К столбику-коновязи привязаны были две лошади, значит, кто-то приехал к Санджару издалека: у здешних жителей таких коней не водится.
Жена Санджара, услышав, должно быть, собачий лай, выглянула из дверей, потом вышла во двор.
— Замолчи, Актеш, чего растявкался! Пошел прочь! — Женщина подняла с земли хворостину и только теперь заметила подъехавшего совсем уже близко Асеина. Смутилась, быстро поправила сползший с головы платок.— Ой, это вы... Добро пожаловать, здравствуйте.
— Здравствуй, Умсунай, ну как вы тут? Санджаке дома? Вижу, гости у вас.— Асеин спешился и передал Умсунай поводья коня.
— Спасибо. Сами-то вы как? Старушка ваша жива-здорова?
— Слава богу.— Асеин засунул камчу за голенище, освободил коню подпругу и зашагал к дому.
Народу в доме было полным-полно. Все соседи-джатаки2. На почетном месте сидел Санджар, справа от него — курносый Мисиралы из приближенных Саты-бия и еще какой-то человек, Асеину незнакомый, возраста среднего, толстый. Когда Асеин, пригнувшись, перешагнул порог, оба эти гостя повернули к нему головы. Он поздоровался, Санджар ответил, но в голосе его ясно прозвучала какая-то неловкость.
— Добро пожаловать, Асеин, проходи сюда,— пригласил он.— Хорошо, что ты сам приехал, а то уж я хотел посылать за тобой кого-нибудь из ребят. Как вы там, все у вас в порядке, все здоровы?
— Все вроде бы хорошо,— отвечал, усаживаясь, Асеин.—
'Сай— русло реки, обычно пересохшее или пересыхающее; ложбина.
2 Д ж а т а к,и ли джатакчи — неимущая прослойка киргизского аила. Джатаки летом не откочевывали на горные пастбища и продолжали жить на месте зимнего стойбища. В земледельческих районах на них ложилась охрана полей всего аила и в значительной мере уход за посевами.
От вас вот никаких известий не имели, как сквозь землю все провалились, я и приехал узнать, все ли в порядке...
— Да как тебе сказать...— Санджар помолчал, словно обдумывая ответ.— Мы тут, сам знаешь, в низине, а ливень-то какой прошел. Наделал нам бед — и арыки размыл, и посевы. Кое-где пришлось и перепахивать, и боронить заново. Как знать, чем это кончится.
— Ну теперь-то всё закончили?
— Слава богу. А ты?
— Я тоже закончил, вчера.
— А-а...— протянул Санджар и, бросив быстрый косой взгляд на тех двоих, снова повернулся к Асеину: — Мы чего за тобой посылать-то хотели, старик, вот эти люди к нам по шибко важному делу прибыли. Мы и собрались, чтобы всем вместе дело это обговорить.
— Ну?
Мисиралы подался вперед.
— Дело, значит, такое,— начал он, ухватившись пальцами левой руки за жирную ляжку.— Вы, конечно, помните, что прошлый год нас освободили от налога? А теперь бек Бишкека распорядился, чтобы собрали налог за нынешний год. Получен такой приказ из Коканда. Все уважаемые люди нашего Джети-Ата во главе с Базаркулом и почтенным Сатыке посоветовались и решили, что надо налог собрать.
В глазах у Асеина вспыхнуло негодование.
— «Собрать»! — повторил он.— Как это они решили, или у них разум помутился? Какой теперь налог, мы только-только отсеялись. До урожая эвон сколько времени. Подберем сейчас все остатки, а что есть будем до осени? У нас у каждого на руках старики, дети. Что ж нам, голодом их уморить?
Вмешался спутник Мисиралы:
— Всем своя доля, аксакал. Что вы так горячитесь? Живой человек без пропитания не останется, как-нибудь придется извернуться до нового урожая.
Асеин весь побелел, на скулах у него заходили желваки, он не сразу нашелся что ответить. Привычная сдержанность не позволила ему встряхнуть как следует этот надутый спесью бурдюк, а хотелось, ох как хотелось! Ишь, сидит, сытый, беззаботный... Асеин взял себя в руки, но высказался прямо:
— Пустыми словами не наполнишь голодный живот, братец. Вы тоже отцов сын и, наверное, сами отец. Думаете ли вы о своих близких? Конечно, думаете. И каждый так. У нас тоже есть родители, есть и дети такие же, как у вас. Как же можно предлагать «как-нибудь извернуться», не понимаю!
Толстяк налился кровью.
— Вы, аксакал, говорите, да не заговаривайтесь,— выдавил он, тяжело дыша.— Знаете поговорку: царь не бог, да от бога недалек? Мы не имеем права поступать вопреки воле и приказу правителей. Закон есть закон. Ему надо подчиняться, слушаться надо тех, кто стоит над вами. Тут и говорить не о чем!
— Почему? Мы, стало быть, должны собрать налог, а есть нам что отдать или нет, ничего не значит? Почему нашим правителям и их помощникам с народом не посоветоваться, если они такие почтенные и уважаемые? А то ведь как получается? У чапана рукава коротки — отрежем полы да надставим?
Мисиралы выкатил глаза.
— Ты, старик, не шуми! — кинул он.— Не ты здесь всему хозяин, понял? И давай не мешай дело делать, как положено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92