Расторопная, приветливая хозяйка усадила их на мягкую подстилку, поспешила подать чай.
Асеин давно, ой как давно не виделся с хозяевами юрты. Женаты они были больше десяти лет, долго не имели детей, и оттого отношения между супругами не ладились, бывало, что и ссорились они. Теперь у них, слава богу, растет уже двое ребятишек, все хорошо.
— Как там наша Кемпир-апа?1 — спросила между делом хозяйка.
Странно, что тещу Асеина почти все так называли, ее собственное имя, данное ей, как и всем людям, при рождении, забылось. Даже сам Асеин порой добавлял это прозвание к обычному со стороны зятя обращению «апа».
— Хорошо,— отвечал он на вопрос хозяйка.— Топчется. Все больше с шерстью занимается, прядет.
— Крепкое у нее здоровье, дай бог еще на долгие годы. Смотри-ка, всех своих детей пережила. Сколько ей?
— Да уж седьмое двенадцатилетние пошло2. Она в год свиньи родилась...
1 К е м п и р — по-киргизски «старуха». Это слово сделалось прозвищем тещи Асеина.
2 В старину счет лет у кйргизов велся по двенадцати летним циклам, в каждом из которых годы обозначаются названиями определенных животных (мыши, тигра, свиньи и т. д.).
— Свиньи! — Кутуйан фыркнул.
— Ну и что?— Садак повернулся и посмотрел на мальчугана.— Разве это плохо, по-твоему?
Кутуйан сморщил нос.
— Кемпир-апа у нас хорошая, зачем ей свинья?
— Поглядите, какой самостоятельный, совсем большой человек! — улыбнулась хозяйка.— Его, кажется, Казатом зовут?
— Я не Казат,— заявил Кутуйан.
— Ну да?— Хозяйка даже перестала месить тесто и широко раскрыла глаза.— Что ты болтаешь?
— Я Кутуйан. Когда один раз у Бая было много гостей, я тоже приходил с мамой. И вы там были. Вместе с моей мамой боорсоки готовили.
— А-а, верно, верно! Ты сынок Мээркан-джене1. Теперь я тебя вспомнила. Ну как твоя мама, здорова? Где вы с ней живете?
— Мы живем вместе с Асеином-ата.
Садак с женой обменялись быстрым понимающим взглядом, но ни тот, ни другая больше ни о чем не спросили. Да и что спрашивать? Дело человеческое. Старуха теща дряхлая, у Асеина сын еще не взрослый. Хоть бы жили среди людей, а то на отшибе. Должен кто-то хозяйство вести. Да и Мээркан куда податься? Осталась после смерти мужа одна как перст, некому защитить ни ее, ни мальчика. Асеин — человек порядочный, уважаемый. Вроде бы все как надо получилось, только бы Казату не было тяжело. Мачеха она и есть мачеха, тем более у нее свой сын есть...
— Казат, наверное, совсем большой? — спросил Садак.— Где он?
Асеин, глядя, как горит в очаге огонь, поднял брови:
— Где ему быть, дома. Он у нас парень простой, от работы не бегает. Помогает и дома, и в поле, дело всегда найдется.
И снова хозяева переглянулись: вон оно как! Бедняга... Была бы жива родная мать, уж наверное приехал бы вместе с отцом сюда. А теперь вот вместо него чужой явился. Неладно, неладно! Да и старик выглядит неважно, ссутулился, отощал, одна борода и осталась. Раньше-то он эка был здоров — не человек, а прямо гора.
Асеин, конечно, и представления не имел, о чем размышляют хозяева.
— Где ваши озорники, что-то я их не вижу? — спросил он.
1 Д ж е н е — старшая по возрасту родственница или свойственница.
— Прибежали соседские ребятишки, позвали их с собой чеснок собирать,— отвечал Садак.
— На Кёк-Куль?— так и вспыхнул Кутуйан.
— Нет, милый. Там чеснок еще не поспел, они спустились пониже, к предгорью поближе.
— Время-то позднее... не страшно?— забеспокоился Асеин.
— Не-ет, ничего с ними не случится, по крайности у тех ребят заночуют, они в той стороне живут.
Асеин покивал головой:
— Понятно, понятно.
Хозяйка все хлопотала, готовила угощение. Чай уже убрали, мужчины уселись поудобнее, вытянули ноги и принялись обстоятельно беседовать. Как говорил Садак, все последние дни у Саты-бия народ толокся густо. Давеча приезжали канаевские — так, по имени манапа Каная, называли не только членов его семьи, но и весь род, обитавший при нем. О чем там шли разговоры, точно неизвестно, слышно только, что Байтик вроде бы пригласил в гости Ракматылду, бека-управителя Бишкека. Уже отобрали годовалых жеребят на убой, не говоря уже о мелкой живности, которую будут резать без счета. О чем Байтик старается, никто не знает. Приказал — и точка. Вот все от мала до велика и крутятся по его приказу. Если кто и знает, в чем дело, то, может, его двоюродный брат Узбек, Джангарач-манап да хан Джантай. Ну и толкуют кто во что горазд. Многие считают, что Байтик чего-то для себя добивается, иначе не стал бы он так стараться. Новый хан, новый бек, с ними надо по-новому. Политика, а какая — попробуй разберись. Но какая бы ни была, все равно для простых людей добром это не кончится: как говорится, два верблюда сшиблись, а муха между ними попала, тут ей и конец пришел.
Наутро, совершив намаз1, Асеин прохаживался туда-сюда возле юрты. Скот уже выгнали на пастбище, утро разгоралось, люди занимались своими делами. Юрта Саты-бия стояла выше всех прочих, как и полагается. Асеину хотелось поскорее встретиться с бием, но идти к нему он не решался.
...Женщины суетились возле очагов, над которыми тянулся вверх голубовато-сизый дым; джигиты пригнали табун кобыл, привязывали жеребят к натянутой между двумя столбами веревке, покрикивая на самых бойких, которые старались
1 Намаз — мусульманский молитвенный обряд, совершается пять раз в сутки.
убежать к матерям — пососать молока... А хорошо на джай- лоо весной, просто не налюбуешься!
Из-за гребня показались несколько верховых. Спешились они возле юрты Саты-бия. Асеин досадовал: принесло же их не ко времени!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92