Не знаю почему, но этот парень мне нравился. Мо-
жет, под настроение пришлось. И потом, он был нездешний.
Прощаться со мной за руку он не стал, видно, решил, что хватит одного
рукопожатия, зато произнес на неизвестном мне языке - должно быть, на
моем родном - какое-то слово, наверно, "до свидания". Он вышел и закрыл
дверь без особой поспешности, но я чувствовал, что он сильно запоздал, и
желал, чтобы та женщина дождалась его звонка и все у них уладилось к
завтрашнему дню, к нашему отлету.
- Какая мерзость! - прорычал Пиньоль, провожая меня в камеру.
- Что? - спросил я.
- Да все! Эта... комедия, эти снимки - все мерзко! По-твоему, нет?
Я сказал, что, по-моему, нет. По-моему, мерзость - история с кольцом.
Все остальное вполне сносно.
- Но ты же не собираешься играть в эту дурацкую игру, Азиз?
Я не мог понять, почему он вдруг за какой-то час изменил мнение. Сам
же советовал мне уезжать, вот я уезжаю - так в чем дело?
- Этот тип - полный кретин, ты что, не видишь? И ты хочешь, чтобы он
нашел тебе в Марокко работу? Да он явился, чтобы покрасоваться перед фо-
тоаппаратом, и все, он же полное ничтожество!
Интересное дело: я прекрасно понимал, что Пиньоль прав, и в то же
время мне хотелось защитить моего атташе. Нас уже что-то связывало, меня
и его, а Пиньоль здесь был ни при чем, может, от ревности он и бесился.
- А мне он нравится. Мы с ним вполне поладили.
- Да черт возьми, воспротивься хоть раз в жизни! Сделай что-нибудь!
Странно слышать, чтобы полицейский, пусть даже мой приятель, призывал
воспротивиться закону, причем стоя по ту сторону решетки, которую сам же
только что за мной закрыл.
- Знаешь, почему они решили вывозить именно тебя? Неужели все еще не
понял? Из-за твоей смазливой физиономии, потому что ты фотогеничный, яс-
но? Фо-то-ге-ничный!
Я не понимал, что его так злит. Это ведь скорее лестно для меня.
- Перестань, Азиз! Да меня тошнит от всего этого! Не знают, что сде-
лать с безработицей, как задобрить общественное мнение, вот и придумали:
взять одного араба и с помпой отправить его на родину, да при том еще
вроде бы случайно этот араб больше смахивает на корсиканца, так что ра-
сизм не так бросается в глаза! Но если ты и сам доволен...
Сходство с корсиканцем нисколько не задело бы мою "арабскую" гор-
дость, но, по-моему, его нет и в помине; однако я промолчал - Пиньоль по
матери корсиканец, и в его устах это было чем-то почетным.
- Ничего я не доволен, - сказал я, - просто мне плевать.
- Плевать? Это же сплошное лицемерие, вранье, кто-то делает себе рек-
ламу, а ты отдуваешься - и тебе плевать?
Я смиренно пожал плечами. Пиньоль стал кричать, что я тряпка, но
быстро выдохся - уж очень это напоминало споры и ссоры на футбольном по-
ле в школьном дворе, когда мы оба были сопливыми пацанами и играли сна-
чала за первый, второй и, наконец, за шестой "Б" класс - от года к году
менялись только надписи на тетрадках... Все это в прошлом, и теперь уже
окончательно, потому что на другой день я улетал.
- Ты классный парень, Азиз.
- Ты тоже.
- Мне жаль, что ты уезжаешь.
- Мне тоже.
На самом деле, может, уже и не очень. Пиньоль потупился, повернул
ключ и протянул мне через решетку пакетик жевательной резинки. Но я не
взял, только улыбнулся и помотал головой. Старый друг - это хорошо. С
ним не так больно расставаться, как с любимой женщиной. Всегда есть на-
дежда, что вы останетесь друзьями и новая дружба не сотрет в памяти ста-
рую.
Совсем под вечер все-таки явилась Лила вместе со своим братом Матео -
я как увидел его, мне все стало ясно. Лила стояла, опустив глаза, а го-
ворил один Матео. Он сообщил мне, что я дохлый пес с обочины - это у них
такая манера ругаться, - что подарить цыганке краденое кольцо - неслы-
ханный позор, что я оскорбил Святых Марий и что он всегда говорил, что я
двуличный араб, поганый гаджо без чести и совести. А Лилу он привел
только затем, чтобы она как следует поняла свою ошибку. Ей, как он ска-
зал, повезло, что меня посадили, меньше срама будет, чем если бы я мозо-
лил всем глаза, и пусть это будет ей хорошим уроком на будущее.
Я слушал его, а про себя думал, что они с Плас-Вандомом недурно на
мне нажились: один оставит себе в возмещение ущерба дюжину лазерных пле-
йеров и сорок штук кассет, которые я ему дал, а другой снова продаст мое
кольцо, да к тому же полиция будет им благодарна, за то что они постави-
ли ей такой фотогеничный экземпляр.
Лила вышла вслед за братцем, так и не открыв рта. Понятно, что он ей
запретил, но могла бы хоть взглядом со мной попрощаться, как-никак мы не
один день знали друг друга. Сердце мое было разбито вдребезги. Поскорее
бы уехать подальше; ради Бога, пусть возвращают меня туда, где я никогда
не был, лишь бы началось что-то новое; а с Валлон-Флери и цыганами по-
кончено раз и навсегда. Мне даже не терпелось увидеться с моим нервным
атташе, он, по крайней мере, ничего против меня не имел и не сам меня
выбирал. Мы с ним оба были жертвами, нас обоих посылали куда-то к черту
на рога, и, если на этой неделе будет нехватка войн, убийств или сканда-
лов с принцессами, нас поместят на обложке "Матч", но мне от этого ни
холодно, ни жарко, все равно некому вырезать и хранить мою рожу.
Матрас уже не так сильно вонял - то ли я привык, то ли мысленно был
уже не здесь, - я быстро заснул, и мне приснилось, что самолет снижается
над картинкой из моего атласа, и чем ниже он опускается, тем больше кар-
тинка похожа на реальность, садится же он на самую настоящую землю, а
строчки легенд превращаются в длинные бараки аэропорта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26