Таким он мне очень нравился. Я был горд
тем, что он пытается отбиться и защищает меня. Я даже обернулся к Вале-
ри, призывая ее в свидетели. Однако ее лицо не выражало особого вооду-
шевления.
- Гнилой парень. Дырявая кастрюля.
- Дырявая что? - переспросил я.
- Кастрюля.
Я поглядел на Жан-Пьера, шлепавшего взад и вперед по кромке воды с
подвернутыми штанинами, носками в одной руке и телефоном в другой. Он
уже дал отбой и теперь снова пытался дозвониться до автоответчика своей
Клементины, и могу дать голову на отсечение - он снова превратился в со-
сунка.
- Ему надо бы влюбиться в тебя, - сжав зубы, процедил я.
- Что ж, влюбиться так влюбиться! - вздохнула она с чинной покор-
ностью уроженки Бордо и потянулась. - Ты не намажешь мне спину?
Она перевернулась на живот и расстегнула лифчик. Я втер крем ей в
спину, не отрывая глаз от Жан-Пьера. Волоча ноги по песку, тот печально
слушал гудки автоответчика.
- Понимаю, он, наверное, кажется тебе странным...
- Нет.
- Да? А почему?
- "Все характерные особенности поведения, объективно наблюдаемые у
гусей, потерявших своего партнера, - зевая, прочитала она на память, - в
значительной мере проявляются среди людей, удрученных расставанием".
Вдруг Жан-Пьер издал вопль, выпустил телефон из рук прямо в воду и
прыжками помчался к нам, размахивая руками, словно ветряная мельница.
- Конрад Лоренц, "Агрессивность", глава одиннадцатая. - закончила ци-
тировать Валери, перевернувшись на бок и опершись на локоть.
С багровым, искаженным от боли лицом он рухнул прямо на ее завтрак и
задрал ногу. Потом грубо сорвал с Валери лифчик и обвязал его тугим жгу-
том вокруг лодыжки. Я только хмыкнул: мне-то казалось, что я подам им на
блюдечке неспешную любовную историю, роман при свете костра у горного
уступа, где они раскроют друг дружке свои разбитые сердца.
- А трусы мои тебе не нужны, господин Чурбан? - закричала Валери,
отбросив прочь полотенце, которым я хотел было прикрыть ее грудь.
- Морской дракон, - запыхавшись, прохрипел Жан-Пьер. - Такое со мной
уже однажды было в Раматюэле. А я аллергик... Я... У меня в комнате есть
телефон моего врача...
И он боком заполз на купальный матрасик, его била дрожь. Да, в таком
путешествии подобный тип - отнюдь не подарок.
Надув от ярости щеки, Валери вскочила на ноги, напялила свою тенниску
и не слишком вежливо заметила мне:
- Как видишь, при прочих равных условиях мои гуси для меня предпочти-
тельнее.
И она бросилась по узенькой дорожке, тянувшейся вдоль пляжа за шерен-
гой эвкалиптов. Я уже начал было думать, что на том наше путешествие и
закончится, когда она возвратилась с симпатичным парнем и тот мне помог
дотащить нашего атташе до своего такси.
- Мне больно, - стонал Жан-Пьер.
- Пустяки, обойдется, - успокаивал я.
На нашем пути курортники переставали играть в волейбол, и мне было
стыдно нести, как мешок, по пляжу моего недотепу в костюме льва пустыни
с лифчиком вокруг лодыжки. Я стыдился и переживал за него.
- Тебе сейчас везти в поликлинику, мисью, - повторял шофер. - Там те-
бе лечить.
Я злился и на него тоже - за его уродский выговор, оскорблявший мой
родной язык. Я бы с удовольствием подрался с ним по-мужски, как араб с
арабом, в моем положении это был бы единственный способ нормально пооб-
щаться с кем бы то ни было, потому что мне все обрыдло, обрыдло, обрыд-
ло. Жан-Пьера я бросил, как тюфяк, на сиденье старого "пежо", и он замы-
чал в истерике:
- А... А мой телефон?
- Дерьмовая жизнь! - подытожил я.
Он снова принялся клацать зубами, а потом потерял сознание, уронив
голову мне на плечо и трясясь в разъепанной четырестачетверке по всем
ухабам проселочной дороги. Валери права: этот тип - кастрюля, дырявая
кастрюля. Она перегнулась через атташе и схватила меня за руку, так мы и
доехали, пихая друг на дружку этого беднягу, которого мотало между нами.
То, что она так же раздражена, как и я, меня немного успокоило, хотя мы
не проронили ни слова. Меж нами действительно что-то происходило, хотя
что именно, не могу сказать, но ничего подобного я раньше не испытывал.
Ведь мы же встретились: она, после долгих лет бессмысленной зубрежки
кончившая гидом, и я, потерявший годы и годы, ломая автомобили и скучая
до слез по оставленной школе. Мы дополняли друг друга: два неудачника по
бокам третьего - атташе-смертельный-номер, которого хотелось отослать
назад в его страну с письмецом для его жены. Но я не умею долго быть
эгоистом, возможно, потому, что мне нечего защищать.
Я выпустил руку Валери. Одновременно со мной она сжала пальцами ко-
ленку бредившего Жан-Пьера, которого мучили кошмары, и этот жест заста-
вил меня полюбить ее еще сильнее. В конце концов именно чего-то подобно-
го я от нее и добивался: чтобы она нянькалась с этим великовозрастным
младенцем вместе со мной, чтобы мне удалось хоть ненадолго почувствовать
себя отцом. Может, такие желания приходят из детства, не знаю, но и она
тут сыграла не последнюю роль: я чувствовал, что и ей, и мне необходимо
что-либо поосмысленнее передка, чтобы любить друг друга.
Я взволнованно пялился на нее, как вдруг заметил, что нашего атташе
раздуло. Да, такая аллергия - отнюдь не шутка, его отек норовил засло-
нить нам обзор, и я отвел глаза (из осторожности, чтобы не прыснуть).
Валери тоже, должно быть, вообразила, что он будет раздуваться и разду-
ваться, пока не раздавит нас о бока машины. Послышался какой-то сдавлен-
ный кроличий писк: она тоже пыталась подавить приступ смеха, и для моих
ушей он прозвучал как сладкая музыка - так хихикают подельщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26