ей-Богу, это был бы лучший выход для нас обоих. Моя участь, как говорит-
ся, была предрешена: я так и буду воровать магнитолы, только в другой
стране, а он вернется в свое министерство и помирится с женой. Я видел,
что своим рассказом пробил брешь в его модели мира, но не собирался упо-
добляться тем рабочим метро, которые уничтожили древние рисунки, обдав
их свежим ветерком.
- Нет никакого Иргиза, - повторил я.
- А чем вы занимались там, у себя, до отъезда?
Чертов упрямец! Ну я взял да и выложил ему все чохом: что я природный
марселец, что меня подобрали на дороге после аварии с "ситроеном" и от-
сюда мое имя, что долину сероликих я почерпнул из атласа, который мне
подарил господин Жироди в тот день, когда я ушел из школы и стал промыш-
лять на улице. Он слушал со скептической улыбкой, твердо уверенный, что
правдой был тот, первый, рассказ про Иргиз. А когда я замолчал, повто-
рил:
- Так чем вы там занимались?
В ответ я протяжно вздохнул. Не знаю уж, как он истолковал мое молча-
ние, но почему-то оно его подбодрило, и он принялся гадать:
- Ремесленник... земледелец... пастух?
Я понял, что упорствовать бесполезно: чем больше я отпирался, тем
прочнее становилась его убежденность. Раз уж он поверил в мою историю,
любые попытки пойти на попятный только увеличивали притягательную силу
тайны, которую я будто бы нечаянно выболтал.
- В Иргизе никто не работает, - обреченно сказал я. - Мы собираем
фрукты, охотимся, воду берем из родника.
- Так-так... но поймите и простите меня. Я пристаю к вам с этими ду-
рацкими вопросами, потому что мое поручение только тогда будет считаться
выполненным, когда я привезу в Париж бумагу, подтверждающую, что вы наш-
ли работу у себя на родине. Так что лично мне все равно: существует ваш
Иргиз или не существует, спасут его или нет, ради Бога, как хотите, но
что я скажу начальству? Положение безвыходное.
Возразить было нечего: действительно безвыходное, и, казалось, ему
это доставляло какое-то особое удовольствие. Я зашел слишком далеко, но
видеть его довольным, воскресшим, полным идей было очень приятно. Ладно,
поживем - увидим.
Cтюардесса разнесла всем пластмассовые подносы с корзиночками, в ко-
торых было что-то съедобное, похожее на разноцветную пену. Жан-Пьер отк-
рыл корзиночку с желтой массой и высыпал в нее содержимое пакетика, ко-
торый достал из чемоданчика. Какой-то порошок, вроде опилок. Он заметил
мое любопытство и объяснил, что это такое. Я плохо расслышал, кажется,
"сушеные вибрионы". Жан-Пьер стал вытаскивать из бумажной упаковки вилку
и ложку, а я откинулся к иллюминатору. Может, он готовится к химической
войне и вырабатывает иммунитет, принимая каждый день по маленькой дозе
бацилл.
- У меня избыток свободных радикалов, - продолжил он. - Мне, при моей
депрессии, нужен селен. Хотите?
Это было предложено так радушно, что я, сам того не желая, сказал
"да". Вот уж поистине: прежде чем судить о людях, нужно их как следует
узнать. На борт лайнера со мной поднялся какой-то придурковатый чинов-
ник, теперь же в нем обнаружился потенциальный спаситель народов и чело-
век будущего, пожирающий вибрионы.
- Вот увидите, это восхитительно, и биологически сбалансированно. Се-
лен в чистом виде.
Он открыл и мою желтую массу и посыпал ее своим порошком. А потом
энергично, как преисполненный надежды больной, приступил к еде. Я вспом-
нил, что говорилось в моем атласе о египетских мумиях: они при жизни ели
желуди, чтобы бальзамироваться заранее.
- А это вибрионы чего, какой болезни? - спросил я, с опаской глядя на
него и не решаясь пустить в ход вилку.
- Что-что?
- Ну, это не опасно?
- Опасно? Почему? Конечно нет. Это пшеница.
Слегка разочарованный, я стал есть. Жан-Пьер откупорил мою бутылочку
вина, наполнил мой бокал и вдруг, извинившись, выпил сам. А мне дал свой
стакан минеральной. Я поблагодарил. Ничего, я подожду, пока он выйдет в
туалет, и попрошу у стюардессы еще вина. Не следует шокировать людей,
открыто пренебрегая религиозными запретами.
Доев желтую корзиночку, он перешел к коричневой и с полным ртом поды-
тожил:
- Дело обстоит очень просто. Надо, чтобы люди узнали об Иргизе, тогда
Франция и ЮНЕСКО смогут выделить ассигнования для операции по спасению
археологически заповедной зоны, но при этом надо, чтобы селение не изга-
дили туристы. Казалось бы, одно исключает другое, но выход, возможно,
есть.
Тут он взял меня за плечо и, понизив голос, продолжал:
- Понимаешь, Азиз, у меня в жизни все не так. И уже давно, Клементина
тут ни при чем. Это еще серьезнее. Именно по этой причине я женился на
такой женщине, хотя знал, что она меня бросит. Я ведь тоже оторвался от
родной почвы. Отрекся от среды, в которой вырос, от своих предков. И с
тех пор начались мои несчастья.
Я кивнул. Что бы он о себе ни рассказал, мне все равно уже было его
жалко; к тому же это отвлекало меня от моих собственных несчастий. И вот
срывающимся голосом он поведал мне, что родился в Лотарингии, в Юканже,
где был крупный литейный завод. Его отец и брат работали литейщиками, а
он в семнадцать лет решил уйти из дома, но не просто так: в тайне от
всех он написал роман о жизни своего отца и поехал в Париж, чтобы напе-
чатать его. Но в столице никому не было дела до Лотарингии, и ему приш-
лось долго учиться, чтобы в конце концов стать рядовым служащим. Он не-
дурно зарабатывал, посылал домой чеки, но так ни разу и не решился прие-
хать в Лотарингию, потому что с книгой, которая должна была представить
ее Парижу живой, ничего не получилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26