Частично над ответом, но в основном над тем, как бы выколдовать из доступных на борту продуктов средство против морской болезни.
— Вы, вероятно, правы, господин Венсуэлли. Но штурман так не думал. Он был сильно расстроен, потому что один или два оклада за полгода ему императорский флот задолжал.
— Не выгораживайте его, чародей… Один невыплаченный оклад ничуть не хуже и не лучше, чем два невыплаченных оклада, то есть ноль. Наука, объясняющая сей парадокс, называется математика. Вам, толкователям таинственных формул, это, возможно, и ни к чему, но у штурмана есть собачья обязанность арифметику знать. Ну так как там насчет штурманова расстройства?
— Зайдемте в каюту. Здесь ветер в ушах свистит.
Венсуэлли осмотрелся. Трое матросов укладывали трап вдоль борта, прикидываясь, будто не подслушивают. Остальные пятеро подслушивали, нисколько не притворяясь. Боцман, стоявший совсем рядом, поправлял один из узлов на своем кнуте, а рулевой исхитрился закрепить штурвал веревкой и подойти поближе.
— Ветер? Без ветра вы давным-давно бы от вони загнулись. Чем вы, хрен вас побери, галерников кормите? Ну ладно… Пошли на корму, Дебрен, не будем портить отдых этим добрым людям и прилежным трудягам. Дует со стороны кормы, так что, вероятно, некоторое время судно еще не перевернется. А если и перевернется, что тоже возможно, никто с палубы не свалится, потому что прилипнуть к этой посудине не искусство, минуту-другую, думаю, удержаться удастся, что ваши мудрецы и делают. Идем-ка, мэтр. Задувает то с той, то с этой стороны. А вдруг да и снизу подует, паруса на мачты затащит, как знать? Мэтр Дебрен, не забыли ли вы чего? Ведерко, например?
Капитанская каюта занимала заднюю часть кормовой надстройки. В передней, размером поменьше, обитали в лучшие времена немногочисленные офицеры. А после — портовые побирушки, мухи, недурно живущие за счет того, что побирушки оставляли после себя, а оставлять они далеко не ходили, самое большее — до соседней каюты, — пауки, питавшиеся мухами, ну и грызуны. Сейчас здесь поселились моллюски. У большинства окошек не было ни пленок, ни стекол. Было мокро, холодно и паршиво.
— Вижу, не только офицеров смыло, — Венсуэлли осторожно пощупал какой-то одинокий сундучок, на котором начинали робко прорастать водоросли, — мебель тоже. Где стол для карт? — Концом кнута он смел дремлющую на крышке улитку, положил берет, присел. — Не знаешь? Так я и думал. Но какие-нибудь карты у вас есть?
— Была. Западного Междуморья. Штурман ее как зеницу ока берег, потому что она древняя была, реликтовая. Еще при Старой Империи вычерченная.
— Шутишь, Дебрен? Присядь, не торчи как столб. Я предпочитаю шутить, когда собеседник сидит.
Дебрен беспомощно осмотрелся. Вздохнул, перевернул ведерко, сел, широко разведя колени.
— Сожалею, адмирал. Думаю, не выдам большого секрета, если скажу, что императорский флот на ладан дышит. Плавать не на чем, плавать некому, и не очень-то известно — куда. То есть, — поправился он, — до сих пор не было куда. Ибо теперь, как я узнаю с приятным удивлением, Его Императорское Величество вывел на океан новую эскадру.
— Флот, Дебрен, флот. Игра слов, понимаю, но буду благодарен, если соизволишь придерживаться официальной терминологии. Видишь ли, мэтр, в Бикопулиссе форма уже давно подмяла под себя содержание, а имперские чиновники видят не то, что есть в натуре, а лишь то, про что начертано, что так быть должно. Император Станорий в промежутках между триумфами собственноручно морской устав писал и ритуал установил. И там черным по белому написано, что адмирал ничем меньшим, нежели флот, командовать не может, а если случайно и покомандует, то жалованье ему за это не полагается, поскольку для такого крупного вельможи это было бы оскорбительным.
— Нежизненный, скажу я вам, устав. Не оскорбляя Станория, само собой, Великого.
— Нежизненный? Видно, ты бикопулиссцев не знаешь. Каждый второй Император получил от благодарного народа мраморный памятник, пользуясь этой самой нежизненностью. В блеске славы великого реформатора.
— Признаться, не понимаю.
— Ты — чародей? Нет, гляньте, господа, что деется! Первый, кто не размахивает у человека перед носом императорской непогрешимостью, не говоря уж о ведерке. О, вы, кажется, предстаете передо мной в другом свете, мэтр Дебрен. А что до Бикопулисса, то дело тут проще простого. Уже дед Станория публично заявил, что дела в государстве идут не ахти и многое надо исправлять. При этом виновны во всем, само собой, предшественники, творившие ошибки и извращения, пользуясь лунным календарем. И теперь стране требуются реформы, хороший хозяин и возрождение. Так и повелось, что каждый новый Император ни черта не будет стоить, если не реформирует чего-нибудь, да и видимого возрождения не продемонстрирует. Знаешь, Дебрен, сколько легионов было у Станория? Два! Восточный и Западный, с двумя вице-маршалами во главе, ибо единственным не вице, а маршалом, жалованье, к слову сказать, милостиво получавшим и отдававшим его беднякам, был сам Император. Да, два легиона плюс один флот и три отдельных эскадры, и хватало! Бикопулисские корабли делали на Междуморье что хотели, легионеры, как при Старом Императоре, стояли в Дектуране, на Ближнем Западе. Провинций было семнадцать, а когда один страдающий самомнением центурион-пограничник, видать, со скуки решил во славу Императора государство вдоль границ пехом обойти и тем самым попасть в «Книгу Гуписса», то в походе облысел, восьмерых потомков наработал и так ноги покорежил, что его в знак признания заслуг в кавалерию перевели. Вот какое государство было!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116