Алек не произносил банальных слов утешения, не пытался успокоить ее, словно понимал, что слезы принесут ей облегчение.
— С Полом покончено. — Слова Оливии прозвучали глухо, потому что она так и не подняла головы. — Я больше не люблю его. Думаю, я давно перестала его любить. — Она помолчала, наслаждаясь теплом тела Алека, отчетливо понимая, что именно в его объятиях она хотела оказаться. Оливия коснулась рукой его спины. — Вчера тебе пришлось нелегко.
— Да.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не сейчас, — ответил Алек.
— Мэри Пур знала, что делает, верно?
— Да, — Алек осторожно высвободился из ее рук. — Она все понимала. — Он взял со стола йогурт и творог и понес их к холодильнику. Когда Алек убирал продукты, Оливия заметила, что он снял обручальное кольцо. На загорелом пальце осталась полоска белой кожи.
Алек выпрямился и посмотрел на окно над мойкой.
— А где витраж с павлиньим пером? — спросил он.
— Я разбила его в тот вечер, когда Пол рассказал мне, что они с Анни… — Оливия осеклась и отвернулась, не зная, как закончить фразу.
Алек договорил за нее:
— В тот вечер, когда Пол рассказал тебе, что они с Анни занимались любовью.
Оливия удивленно посмотрела на него:
— Как ты узнал?
— Это случилось только раз после вашего приезда сюда?
— Насколько мне известно, да, — кивнула Оливия.
— Перед самым Рождеством, так?
— Да. Но как ты…
— Я догадался об этом вчера вечером. Целый день я пытался сложить воедино фрагменты головоломки. Анни не раз подсказывала мне, что происходит, но я ни о чем не догадывался. — Алек прислонился к холодильнику. — Как-то вечером, как раз перед самым Рождеством, она поздно вернулась из мастерской. Анни была очень расстроена. Ей в руку впился осколок стекла, и она сама никак не могла его вытащить. Я вынул его, а она все время плакала. Потом Анни решила принять ванну перед сном. Она сказала, что это поможет ей расслабиться. Но теперь я понимаю, что ей хотелось смыть все следы близости с Полом перед тем, как она ляжет в постель со мной.
Оливия, выслушивая эти подробности, закусила губу.
— Когда я вспомнил об этом вчера вечером, когда все части мозаики легли на свои места, я понял, что в тот вечер между нею и Полом что-то произошло. Я только надеялся, что они не… — Он посмотрел на Оливию. — Но они переспали, так? То есть я хочу сказать, что едва ли Пол принуждал ее, а она отчаянно сопротивлялась, верно?
— Пол говорил, что все произошло… по обоюдному согласию.
Алек покачал головой.
— Я не думал, что тебе об этом известно, Оливия. Помнишь, я обвинил тебя в том, что в тебе нет честности и открытости Анни? С моей точки зрения, если бы ты знала об их близости, то ты бы бросила мне это в лицо в тот вечер.
— Я хотела так поступить, — призналась Оливия, — но мне не хотелось причинять тебе боль.
Алек подошел к ней, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в лоб.
— Спасибо. — Он вздохнул, его руки легли на талию Оливии. — Теперь мне придется подумать о том, как и когда сказать моей девочке, что ее настоящий отец Том Нестор.
— Лэйси, вероятно, должна об этом узнать, — согласилась Оливия. — Наследственность и все прочее…
— Сначала я должен свыкнуться с этим, — сказал Алек. — Я хочу найти такие слова в разговоре с Лэйси, чтобы она не стала плохо думать о своей матери, чтобы она испытала к ней сострадание. Пока я на это не способен.
— Ты хороший отец, Алек.
— Мне казалось, что у тебя есть сомнения на этот счет. Оливия покачала головой.
— Сомнения у меня вызывали лишь некоторые из твоих методов воспитания. Но я ни разу не усомнилась в том, что ты любишь Лэйси и желаешь ей только добра. — Она коснулась его щеки. — Ты рад, что теперь знаешь правду?
— Да. Это избавило меня от чувства вины за то, что я люблю тебя.
— Ты снял кольцо.
— И ты тоже.
Оливия улыбнулась, прижалась к нему теснее.
Они любили друг друга неторопливо и нежно. Ароматный, прогретый солнцем воздух вливался в раскрытое окно спальни, неся с собой негу летнего дня, заставляя забыть о времени. Оливия была сверху, когда Алек достиг пика наслаждения. Она видела, как выгнулось и застыло его тело в золотистом свете, точно так же, как она замирала под ним несколькими секундами раньше.
Когда блаженный покой снизошел на них, Алек открыл глаза и посмотрел на Оливию.
— Какая ты красивая. — Он провел пальцем по золотой цепочке на ее груди. — Я люблю тебя, Оливия.
Она вдруг осознала свою наготу, хотя совсем недавно это ее нисколько не смущало.
— И я люблю тебя, но это меня пугает, — призналась она.
— Почему?
— Я совсем недавно перестала любить мужчину, который хотел бы видеть на моем месте Анни. Я боюсь, что любовь к тебе кончится так же.
Алек покачал головой.
— Мне нужна ты, Оливия. — Его пальцы сжали ее бедра. — Я хочу тебя такой, какая ты есть, с твоей страстью к порядку, с твоими амбициями и твоей способностью думать в первую очередь о себе. — Он легко коснулся ее в том месте, где их тела соединялись, и Оливия вздрогнула. — И с твоими неукротимыми плотскими желаниями.
— И с моей беременностью?
Его руки легли на купол ее живота.
— Я уже вырастил и воспитал ребенка другого мужчины, — сказал Алек, — так что я могу сделать это еще раз.
55
Сентябрь 1991 года
Вечером, около половины девятого, в доме престарелых в Мантео погас свет. Обитатели дома и немногочисленный персонал собрались в гостиной при свете свечей.
Мэри спокойно сидела в углу, сложенная газета с отгаданным до конца кроссвордом лежала на коленях. Ей ни к чему было радио, она и так знала, что происходит на улице. Буря отзывалась болью в ее костях.
Несколькими часами ранее она открыла окно в своей комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131