— Настоящий мужчина должен быть неаккуратным. И от него должно немного пахнуть… козлом.
— Благодарю вас. Вы не откажетесь от приготовленного мужчиной чая?
— Откажусь. Садитесь напротив меня. Нет. Не так близко. Не торопитесь. Конец цивилизации еще не так близок.
Буров сердито отодвинулся вместе со стулом, потом встал с него.
— Чепуха! — раздраженно сказал он. — Не ждите конца света, оставьте это попам. Я допускаю лишь кризисную стадию в развитии цивилизации… Я даже могу представить себе ее гибель, как представляю себе самоубийство. Ведь почти каждый человек в каком-то возрасте переживает кризис, стоит на грани гибели, борется с желанием покончить с собой. У одних — это слабо, почти незаметно, боком промелькнувшая мысль, у других — это тяжелая борьба, навязчивая идея. Только единицы из миллионов гибнут.
Сергей Андреевич ходил по комнате большими шагами.
Следя за ним взглядом, Шаховская задумчиво продекламировала:
— И сказано в легенде древней: «Тогда днем сумрак пал на землю…»
Буров остановился:
— Что? Затемнение на небесах? Страхи древних? — и продолжал, как бы думая вслух: — Мы уже знаем, что живем в населенном космосе. Миллиарды звезд, которые смотрят на нас, — это миллиарды светил с планетными системами. В одной нашей Галактике, а таких галактик несметное число, в одном только нашем звездном острове ученые готовы признать от полутора сот тысяч до миллионов разумных цивилизаций неведомых, мыслящих существ. Как бы они ни выглядели, эти существа, их общество, овладевая знанием, в какой-то момент переживает опасный кризисный период, период овладения тайной ядерной энергии. Если в этот момент самосознание мыслящих существ не на высоте, они могут погубить себя. Но это так же исключительно редко в истории Развития Разума вселенной, как редко самоубийство среди людей. Но самоубийцы встречаются.
— Я хотела покончить с собой, — призналась Лена. — Я вскрывала себе вену. — И она показала Сергею Андреевичу шрам на запястье.
Буров встал на колено и долгим поцелуем прижался губами к выпуклому бледному, более светлому, чем кожа, шраму.
— У человечества тоже останутся шрамы, — сказал Сергей Андреевич. — Но оно переживет тяжелую пору, как переживали ее миллионы иных цивилизаций вселенной.
— Вы мне нравитесь, Буров. В вас есть неукротимая широта. Вы — настоящий русский человек.
— Я советский человек, я человек мира, мира, который рано или поздно станет единым.
— Но вас надо сжечь… пусть хоть рядом со мной, но сжечь.
Лена бросила в разгоревшийся камин полено. Оно зашипело.
— В ските? Нет! Победа никогда не дается отступлением, — сказал Буров, ногой подправляя полено.
Смотря на огонь, Лена задумчиво говорила:
— Проблема ядра и брони… Самоубийство цивилизаций… Как пережить кризис!.. Вот вы какой…
— Да. Пережить кризис. Победить мыслью. Нельзя дать автомат неандертальцу. Это ясно всем. Но неандертальцы в смокингах и роговых очках существуют, распоряжаются атомными заводами. Они будут побеждены мыслью…
— Вы думаете?
— Будут! Но прежде нужны охранные меры. Об этом должны заботиться мы, физики, иначе однозначно заслужим костер.
Лена откинулась на спинку стула. Сергей Андреевич продолжал стоять перед ней на колене, все еще держа ее руку со шрамом в своей.
— Хотите сделать атомную кольчугу? Ее не может быть…
Буров вскочил, почти бросив повисшую руку Лены.
— Прекратилась в Проливах ядерная реакция?! — в бешенстве крикнул он, сощуря один глаз, словно прицеливаясь.
Лена, проницательно смотря на Бурова, кивнула…
— Если она невозможна здесь, почему нельзя сделать ее невозможной всюду? Ведь именно в этом теперь наша задача! Именно в этом!
Лена посмотрела на Бурова расширенными глазами.
— Идите сюда, встаньте, как вы стояли, — приказала она.
В ней что-то изменилось. Сергей Андреевич почувствовал это. Он сел на лежавшую перед камином шкуру белого медведя, и Лена, пододвинув к нему свой стул, запустила тонкие пальцы в его русые волосы.
— Вы мне очень нравитесь, Буров. Я никогда не трогала таких волос. Они чуть седеют. Они у вас буйные. И сами вы буйный. Мне нравится, как вы ходите, даже как вы ругаетесь в лаборатории. Мужчины должны быть невоздержанными на язык. Вы молодец, что хотели меня поцеловать…
Буров вздрогнул, потянулся к Лене, но она, больно ухватив за волосы, оттянула назад его голову, заглядывая ему в глаза.
— Работать с вами — большое счастье. Вы видите — цель не в колбе, а среди звезд, где существуют неведомые миры…
— Слушайте, Лена, — перехваченным от волнения голосом сказал Буров, — из-за кого я потерял голову?.. Хотя что-то и делаю, о чем-то думаю, даже бунтую…
— Из-за кого? — глухо спросила она.
— Из-за тебя.
Пристально глядя в глаза Бурову, Лена медленно проговорила:
— У тебя, Буров, сумасшедшинки в глазах. Ты удивительный, но ты не мой, ты мне не нужен…
— Лена! Что ты говоришь, опомнись! Я не смел прикоснуться к тебе, но сейчас…
— Ты мне не нужен, ты чужой… Все запутается… Какой ты сильный!
Она зажмурилась, гладя его по волосам, но едва он делал движение, как пальцы вцеплялись в его волосы, удерживая голову.
— Я не могу выговорить это слово. Ты его знаешь. Даже оно ничего не выразит. А я понимаю тебя. Ты мне нравишься… нравишься потому, что ты такой, но… любить за что-нибудь нельзя. Любить можно только вопреки, вопреки всему — обстоятельствам, здравому смыслу, собственному счастью…
— Так пусть будет вопреки! Вопреки всему, но только для нас… для нас вместе. Мы будем всегда вместе.
Буров уже не обращал внимания на сопротивление Лены. Он обхватил ее талию, спрятал лицо в ее колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148