Алексей Иванович в сотый раз вытер мокрым платком струившийся по щекам пот и сердито взглянул вверх, где в раскаленном, золотисто-голубом мареве плавилось солнце.
– Меня интересует, что оно будет делать летом, скажем, в июле? - осуждающе произнес он. - Всетаки надо бы ему напомнить, что сейчас только середина мая.
– Беззаконие творит, - в тон ему откликнулся Коваленко и вдруг, оживившись, добавил, указывая рукой на море: - Глядите, Алексей Иванович!
В порт, огибая маяк, величественно и неторопливо входил большой пассажирский лайнер, белоснежный красавец с яркой красной полосой на широкой трубе.
С того места, где стояли Огнев и Коваленко, хорошо был виден пассажирский причал. Вдоль него уже вытянулась цепочка пограничников, группы встречающих, а в стороне, у длинных пакгаузов, стояли в ряд, сверкая на солнце, как новенькие игрушки, разноцветные интуристские автобусы.
– Так, пришел, значит, из загранплавания, - озабоченно констатировал Огнев. - Тебе работки тоже подкинет.
Коваленко усмехнулся.
– Я с дружинниками договорился. Ребята что надо. Дадут бизикам жизни.
Бизиками в городе насмешливо прозвали спекулянтов иностранным барахлом, которое они выпрашивали, выменивали или скупали у моряков и туристов.
То был беззастенчивый, крикливый и нахальный народец, делавший, как они выражались, "свой бизнес".
Отсюда вместе с презрением к их грязному промыслу и родилась кличка.
– Насчет дружинников - правильно, - одобрил Огнев. Только гляди, чтобы не подвели. И так бывает. Откуда они?
– С инструментального.
– Я хочу их попросить еще в одном деле помочь.
– Насчет Резаного? - удивился Коваленко.
– Нет. Баракин не по их зубам. А вот кража в Союзе спортивных обществ - тут есть о чем с ними потолковать.
Они отошли от парапета и не спеша двинулись по одной из боковых аллей, где больше было тени и потому казалось прохладнее.
Алексей Иванович задумчиво насвистывал себе под нос какую-то песенку, по привычке разглядывая прохожих. Но мысли его продолжали кружиться вокруг дела, которым он решил поделиться с дружинниками инструментального завода.
Огнев считал вопреки скептическому мнению некоторых из своих сослуживцев, что организация дружины - дело полезное. При этом он имел в виду отнюдь не будущее, не теоретическую сторону вопроса о постепенном переходе функций государства в ведение общественных организаций, а реальный или по крайней мере вполне возможный сегодняшний эффект от этого мероприятия. Подобную оговорку Огнев делал не случайно: реальный результат был, по его убеждению, пока значительно ниже возможного.
Во время недавнего разговора в штабе дружины инструментального завода Алексей Иванович вполне согласился с красивым чернобровым пареньком по фамилии Таран, который говорил, что скучно только "утюжить улицы". Вот это и натолкнуло Огнева на мысль привлечь дружинников к делу о странной краже в Союзе спортивных обществ. Мысль эта особенно укрепилась после того, как Алексей Иванович вновь изучил обстоятельства этой кражи - обстоятельства необыкновенные, в первый момент даже загадочные.
– Да, надо с ними об этом потолковать, - повторил он и невольно остановился.
Бульвар кончился, дальше раскинулась затопленная до краев жаркими солнечными лучами площадь.
На нее было страшно ступить, как на гигантскую раскаленную сковородку.
– М-да, а идти, Петро, все-таки надо, - усмехнувшись, проговорил Огнев. - Давай, брат, рискнем.
Они двинулись дальше по широкому тротуару, огибая площадь, и асфальт мягко оседал под их ногами.
Зной еще не начал спадать, когда Жора Наседкин появился на Приморском бульваре в сопровождении юркого брюнета с большими маслеными глазами, с тоненькой - тоньше даже, чем у самого Жоры, - черной ниточкой усов и длинными, на полщеки, косо подбритыми баками. Парень этот был известен под кличкой "Червончик" и в недавнем прошлом занимал пост помощника администратора театра.
Червончик пользовался большим влиянием среди коллег по "бизнесу" не столько из-за своей прошлой близости к миру искусств и знания всех сплетен и подробностей из личной жизни популярных актеров, сколько из-за своих "деловых" качеств. Хитрее и нахальнее его не было бизика на Приморском бульваре да, пожалуй, и во всем припортовом районе.
Кроме того, именно Червончик помог Жоре Наседкину создать, как они выражались, "капеллу". Вошедшие в нее бизики работали уже не на свой страх и риск, а от "хозяина", и это придавало делу особый размах и приятно щекотало самолюбие Жоры.
К своему верному другу и помощнику Жора относился со смешанным чувством превосходства и зависти. Превосходство объяснялось просто: Жора был студент. Багаж знаний, хотя и небольшой, позволял ему вести интеллигентный разговор и подавлять партнеров и конкурентов по "бизнесу" своей эрудицией. Последняя очень помогала и в общении с девушками, как и официальное представление: "студент филфака". Это "звучало".
Но в то же время Червончик вызывал у Жоры, по его собственному выражению, "хорошую зависть".
Ведь Червончик был свободен как ветер. Он нигде не работал, не учился и располагал своим временем, как хотел. На вопрос, почему он не работает, Червончик неизменно отвечал: "Пусть трактор работает, он железный".
Жил Червончик у своей тетки. Отца он не знал, тот ушел из семьи много лет назад. Мать умерла вскоре после войны. Тетка, сестра матери, высокая, седая, очень представительная дама, на вопрос о племяннике говорила, прижимая платок к слезящимся, красным глазам: "Этель завещала мне этого мальчика. Она хотела, чтобы он был счастлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81