.. А в общем я устал заниматься твоими личными делами. Учти! У меня на руках еше Васька, - и он кивнул на понуро шедшего сзади Тарана.
Николай схватил Колю Маленького за руку.
– Что тебе сказала Маша?
– Сказала, что ты круглый дурак. Ну, может быть, слова были другие, но за смысл ручаюсь.
Николай счастливыми глазами посмотрел на друга.
Когда уже подходили к штабу, Коля Маленький шепнул:
– Анька меня про суд чести спрашивала.
– Откуда она знает?
– Она все знает...
– Ну и что?
– Смеется. А по глазам вижу; на душе у нее кошки скребут. Тоже мне характер... Ох, наплачется еще Васька!
– Как-нибудь разберутся...
В штабе за сголом беседовали Проскуряков и Артамонов. Увидев входящих ребят, Проскуряков ворчливо спросил:
– Ну-с, отчитались? Жарко было?
– Полный порядок, дядя Григорий, - весело ответил Николай.
Проскуряков прихлопнул тяжелой ладонью по столу и строго сказал:
– А коли так, то вот вам решение штаба насчет тех ребятишек. Мы сейчас это с Павлом Григорьевичем утрясли. Можете брать их на поруки. Садись, Николай, и пиши заявление в народный суд. И чтоб вся бригада подписала, ясно?
Ребята одобрительно зашумели. Только Таран помалкивал.
Николай уселся в стороне, возле небольшого столика, и придвинул к себе лист бумаги. И тут же над первой строкой заявления вспыхнул горячий спор.
Старик Проскуряков с усмешкой посмотрел на них поверх очков.
– Ну, а я, пожалуй, пойду, - сказал Коваленко. - Доложу по начальству.
В этот момент дверь штаба распахнулась, и на пороге появился испуганный Жора Наседкин, за ним следовал Костя Петухов. Последним, как-то бочком, вошел смущенный Степка и робко огляделся.
– Вот вам, - хмуро и зло сказал Костя, указывая на Жору. - Душу из него, гада, трясите. Он знает что-то про Уксуса.
Поздно вечером в кабинете Огнева Жора Наседкин, всхлипывая, подписал последний лист своих "правдивых, как исповедь", показаний, в сотый раз поклялся, что "с бизнесом кончено и он даже забыл это кошмарное слово", что ему "хватит этих переживаний до самой смерти", и был, наконец, отправлен домой. Еще раньше ушли Степа Шарунин и Костя Петухов.
Огнев посмотрел на Коваленко и усмехнулся.
– Что ж, Петро, так или иначе, но дело вертится и час от часу становится горячее.
Уже стемнело, когда Уксус подъехал к воротам, но, прежде чем провести машину через узкий тоннель во двор, он настороженно осмотрелся. Два проклятых чемодана в кузове, тщательно прикрытые брезентом, жгли ему спину. Только бы скорее избавиться от них!
Тихая, плохо освещенная улица, редкие прохожие и ни одной подозрительной машины у обочины тротуара, казалось, могли успокоить кого угодно. Уксус поглядел во двор. Там было пустынно и гихо, ни одного человека, даже ребятишек. Это последнее обстоятельство чем-то не понравилось ему. Но стремление как можно скорее избавиться от вещей было так велико, что Уксус махнул рукой на свои подозрения.
Не успел он, однако, въехать во двор и затормозить, как к машине подошел какой-то человек, спокойно открыл дверцу кабины и самым будничным тоном, словно старому знакомому, сказал:
– Приехал? Ну, вылезай, раз так.
Уксус оцепенел от неожиданности. Потом скосил глаза на заднее окошечко кабины и увидел, как через борт в кузов легко вскочили еще два человека. Только теперь Уксус понял, что случилось то страшное, чего больше всего боялся: он "сгорел".
Тонкая кадыкастая шея Уксуса вдруг судорожно задергалась, худое лицо исказилось в истерической гримасе, он весь напружинился, готовый к сумасшедшему прыжку. Но стоявший перед ним человек невозмутимо предупредил:
– Давай только без спектакля обойдемся. Зрителей здесь не будет, а нас все равно ничем не удивишь.
Уксус понял, что обычная его "уличная тактика", рассчитанная на постового милиционера и сочувствие прохожих, здесь не пройдет, и счел за лучшее "спектакля" не устраивать.
Через полчаса в кабинете Огнева начался допрос.
За это время Уксус пришел немного в себя и решил все отрицать. Ясно, что "продал" его этот самый студент, а он знает и Резаного. Но Уксус ничего знать не обязан: его попросили, он довез. Что за вещи - тоже не знает и знать не хочет.
Главное, не выдавать Резаного. Лучше суд, тюрьма - много ему все равно не дадут, - чем на всю жизнь иметь такого врага, как Pезаный. В последнем случае "вся жизнь" сокращалась до такого минимального срока, что при одной мысли об этом начинал бить озноб.
– Ну-с, давай знакомиться, Михаил Колосков, - начал Огнев, закуривая и удобно откидываясь на спинку кресла. Все-таки первая встреча.
– Дай бог, и последняя, - охотно поддержал разговор Уксус, хотя его и неприятно удивило, что уголовный розыск уже знает его имя и фамилию. Этого студент им сообщить не мог. Что же они еще про него знают в таком случае?
Вечный и проклятый вопрос: "Что они знают?", а в связи с этим как вести себя на допросе, что скрывать, а что охотно и как бы искренне рассказывать, в чем немедленно признаваться, - вопрос этот начинал все больше мучить Уксуса. Он решил пока что оттянуть время и, в свою очередь, как можно беззаботнее сказал:
– А раз знакомиться, то разрешите и вашу фамилию...
– Что ж, моя - Огнев.
Ого, Огнев!.. О нем предупреждал Резаный. И невольно у Уксуса вырвалось:
– Тот самый?..
– Другого нет, - усмехнулся Огнев. - А что?
– Наслышан.
– Ну вот и прекрасно! И я о тебе... наслышан.
Поэтому давай, Колосков, решать сразу: сам все расскажешь, или уличать тебя надо?
– Что рассказывать-то? - с глуповатым и как будто искренним удивлением спросил Уксус.
Огнев пожал плечами.
– Да все, что случилось с тобой, начиная...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81