- Ну, так что нового на ниве народного образования? - обратился он к жене.
– Одни неприятности! - с досадой ответила та, разливая суп. - Из шестого "Г" пропало сразу четверо мальчишек. Прибегали матери. Крик, шум. Это еще счастье, что не из моего класса.
Евгений Петрович усмехнулся.
– Муза дальних странствий, наверно. Ничего не поделаешь. Море зовет.
– Какая там муза! Просто отпетые хулиганы. Безнадзорные.
Евгений Петрович выпил рюмку, крякнул и принялся за щи.
Валерий сидел скромно, не вмешиваясь в разговор и выбирая подходящий момент, когда можно будет сообщить о своей задержке в городе.
– Я договорился с Федоровыми, - сообщил Евгений Петрович. - Мы за ними заедем. Тесновато, правда, будет. Ну, да что поделаешь...
– Не так уж тесно, - сказал Валерий и с сокрушенным видом добавил: - Мне придется задержаться до завтра. Надо срочно выпускать газету.
– Гм, - недовольно покрутил головой Евгений Петрович, каждый раз у тебя что-нибудь...
– Ну конечно! Как с родителями ехать, так дела, - возмутилась Надежда Викторовна. - Совершенно выбиваешься из семьи. И потом, у тебя такой утомленный вид. Нет, я решительно против! Решительно!
Валерий с улыбкой пожал плечами.
– Ты хочешь, чтобы я заработал выговор? В конце концов это же моя общественная обязанность.
Обед закончился в молчании.
Потом Надежда Викторовна с сердитым и обиженным видом стала укладывать сумки. Евгений Петрович углубился в газету.
Валерий без дела послонялся по комнате, потом направился к телефону.
– Я, конечно, попробую, но... Рогов, как вам известно, человек принципиальный.
Он набрал номер телефона. В трубке раздались продолжительные гудки, потом послышался голос закадычного его приятеля Анатолия Титаренко.
– Рогов, ты? - спросил Валерий и, не дав Анатолию опомниться, продолжал: - Мне надо уезжать. Давай перенесем редколлегию на ту неделю?
– Ты что, спятил? - изумился было Анатолий, но тут же рассмеялся. - А-а, ну, валяй, валяй!.. Колоссально получается.
– Почему невозможно? - возразил между тем Валерий. - Ты всегда выбираешь самое неудобное время! Я поставлю вопрос, на бюро!..
Он некоторое время горячо спорил, потом с досадой бросил трубку.
– Ничего не получается! Только нервы треплешь с ним.
– Ну ладно уж, - ворчливо проговорила Надежда Викторовна. - Только завтра приезжай пораньше.
Когда родители, наконец, уехали, Валерий облегченно вздохнул. Теперь надо было не терять времени.
Он торопливо прошел в свою комнату, снял со стен фотографии, запрятал в чемодан под кроватью, а на их место повесил пестрые и головоломные репродукции с картин западных абстракционистов, вырезанные из каких-то иностранных журналов. Несколько этих журналов вперемежку с "Америкой" он небрежно бросил на стол.
В передней раздался звонок. Пришел Анатолий, толстый, рыжеватый парень, подстриженный под короткий бобрик. Несмотря на жару, Анатолий был в черном костюме с белым галстуком-бабочкой.
Приятели разложили на столе пачки иностранных сигарет, тонкие пластинки жевательной резины в пестрой глянцевой обертке, потом достали из-за шкафа бутылки с водкой и перелили их содержимое в замысловатые бутылки из-под заграничного коньяка.
Валерий натянул пеструю рубашку навыпуск с изображением обезьян, пальм и прочей экзотики, и приятели, развалившись на диване, наконец-то закурили.
– Ожидаются новые персонажи? - спросил Анатолий.
– Да, - кивнул головой Валерий и иронически добавил: В том числе из самых низов. Кадры нашего "технического директора".
– Надеюсь, идейно чуждых не будет?
– Ну, это само собой.
Шел восьмой час вечера.
В библиотеке можно было разговаривать только шепотом, и все-таки Андрюше Рогову казалось, что его шепот слышит весь читальный зал, а не только сидящая рядом Марина, столько гнева и боли вкладывал он в свои слова. И еще ему казалось, что если он не убедит Марину, если она все-таки уйдет сейчас из библиотеки и пойдет туда, в этот ненавистный ему дом, то все будет кончено. Из его жизни уйдет самое чудесное и дорогое, что наполняло ее, о чем он так мечтал, чем жил. И все, что он делает, потеряет всякий смысл, всякую радость для него - учеба в университете, стихи, газета, споры и дружба с людьми, семья, дом, небо, море... Андрюша даже не знал в этот момент, что еще вспомнить, что ему еще дорого.
А Марина улыбалась, слушая его горячий шепот, и отрицательно качала головой. Черт возьми, если бы она еще не была так красива, если бы не шла ей так эта синяя вязаная кофточка и большие, темные, смеющиеся глаза не смотрели бы на него так упрямо и лукаво!
– А мне с ними весело и интересно, вот и все. И они совсем неглупые, - ответила она. - И, пожалуйста, не командуй. Лучше пойдем вместе.
– Ни за что! - горячо прошептал Андрюша, краснея от волнения. - И я вовсе не командую. Но они идейно мне чужды, понимаешь? И тебе тоже.
– А мне нет.
– Чужды, я знаю! И морально тоже чужды! И потом, это слепое преклонение перед Западом!
– У них необычная музыка, необычные споры и взгляды на все. Нельзя жить девятнадцатым веком. Пойми, Тургенев уже устарел, даже... даже в любви.
– В любви?!.
Андрюша чувствовал, как у него разрывается сердце от переполнявшей его этой самой любви, а она, оказывается, может говорить об этом так спокойно и так несправедливо.
– Что ты понимаешь в любви! - с тоской прошептал он. Да во все века, если хочешь знать, люди любили одинаково. И... и ревновали тоже. Мне рассказывали в уголовном розыске, как один хороший парень из-за любви...
Марина тихо рассмеялась.
– Вот ты где, оказывается, черпаешь сведения о настоящей любви... Ты все-таки очень смешной, Андрюша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81