А теперь, когда мы вернулись, нам преподносят кукиш. Работы нет, наши девушки повыходили тем временем замуж за других парней… Когда же мы требуем честного, справедливого, законного вознаграждения, с нами обращаются как с бандой бродяг и бездельников… Можем мы это потерпеть?… Нет!.. Можем мы потерпеть, чтобы шайка политиканов обращалась с нами так, словно мы пришли с черного хода просить у них милостыню?… Я вас спрашиваю…
Затопали ноги.
– Нет! К черту! Долой! – заорала толпа.
– А я добавлю: к черту политиканов! Мы начнем кампанию во всей стране… Мы обратимся к великому, славному, великодушному американскому народу, за который мы сражались, проливали кровь, жертвовали жизнью.
Длинный зал арсенала загремел аплодисментами. Калеки в первом ряду стучали по полу своими костылями.
– Джо – молодчина, – сказал безрукий одноглазому соседу с искусственной ногой.
– Это верно, Бэдди.
Когда собравшиеся стали выходить, предлагая друг другу папиросы, в дверях появился человек. Он закричал:
– Заседание комитета! Заседание комитета!
Четверо уселись вокруг стола в комнате, которую им уступил начальник арсенала.
– Давайте закурим, товарищи. – Джо подошел к конторке начальника и достал из нее четыре сигары. – Он не заметит.
– В сущности, это невинное жульничество, – произнес Сид Гарнетт, вытягивая длинные ноги.
– А горяченькой ты там случайно не нашел, Джо? – спросил Билл Дуган.
– Нет. Да я и не пью теперь.
– Я знаю место, где можно достать настоящее довоенное виски по шесть долларов за кварту, – вставил Сегал.
– А где достать шесть долларов?
– Слушайте, товарищи, – сказал Джо, садясь на край стола, – займемся делом. Мы должны во что бы то ни стало создать денежный фонд. Согласны вы с этим?
– Все согласны, конечно, – сказал Дуган.
– Я знаю многих буржуев, которые тоже находят, что с нами поступили по-свински… Мы назовемся «Бруклинским агитационным комитетом по проведению военной премии»… Бесполезно делать что-либо, не подготовившись… Так как же, ребята, со мной вы или против меня?
– Конечно, с тобой, Джо. Поговори с ними, а мы назначим срок.
– Хорошо, пусть тогда Дуган будет председателем – он с виду получше других.
Дуган вышел, весь красный, и начал, заикаясь, говорить что-то невнятное.
– Ах ты красавец! – взвизгнул Гарнетт.
– …И я думаю, что мне лучше быть казначеем, потому что у меня есть опыт в этом деле.
– Потому что ты жуликоватее других, – тихо проговорил Сегал.
Джо выдвинул нижнюю челюсть:
– Слушай, Сегал, ты с нами или против нас? Лучше скажи откровенно, если ты не наш.
– Верно, перестань дурачиться, – сказал Дуган. – Джо доведет дело до конца, ты это знаешь, так что лучше перестань дурачиться… А если тебе не нравится, можешь убираться.
Сегал потер тонкий крючковатый нос.
– Да ведь я пошутил, парни. Я не думал ничего дурного.
– Слушай, – продолжал Джо сердито, – как ты думаешь, на что я трачу время?… Вчера я отказался от пятидесяти долларов в неделю – вот Сид свидетель. Ты видал, Сид?
– Конечно, видал, Джо.
– Ладно, не кипятитесь, братцы, – сказал Сегал, – я ведь только хотел подразнить Джо.
– Ну конечно… Сегал, ты должен быть секретарем – ты знаком с конторской работой…
– Конторская работа?
– Ну да, – сказал Джо, выпятив грудь. – У нас будет свой стол в конторе одного моего знакомого… Мы уже договорились. Он нам даст место до тех пор, пока мы не сорганизуемся, а потом подыщем себе подходящее помещение. В наше время без внешнего блеска далеко не уедешь.
– А я кем буду? – спросил Сид Гарнетт.
– Членом комитета, тупая голова!
После заседания Джо О'Киф пошел, посвистывая, вниз по Атлантик-авеню. Было уже поздно, и он торопился. В кабинете доктора Гордона горел свет. Джо позвонил. Бледный мужчина в белом халате открыл дверь.
– Хелло, доктор.
– Это вы, О'Киф? Входите, сынок.
Что-то в голосе доктора стиснуло ему хребет, точно холодная рука.
– Ну, что слышно с реакцией, доктор?
– Положительная.
– Господи!
– Не волнуйтесь, сынок, мы вас вылечим в несколько месяцев.
– «Месяцев»?
– Что вы хотите?… По самым сдержанным статистическим данным, пятьдесят пять процентов людей, которых вы встречаете на улице, больны сифилисом.
– Я ведь всегда соблюдал осторожность.
– На войне это неизбежно.
– Избавиться бы!..
Доктор рассмеялся.
– Вы, вероятно, хотите избавиться от симптомов. Это зависит от вливаний. Вы у меня скоро будете здоровы, как новенький доллар. Хотите сейчас сделать вливание? У меня все готово.
Руки О'Кифа похолодели.
– Хорошо, можно. – Он заставил себя рассмеяться. – Воображаю… Я под конец превращусь в ртутный термометр.
Доктор сипло захохотал.
– Будете напичканы мышьяком и ртутью, а?… То-то и есть.
Ветер дул холоднее. Его зубы стучали. Он шел домой сквозь скрежет чугунной ночи. «С ума сойти можно, когда он втыкает иглу!» Он до сих пор чувствовал боль от укола. Он заскрипел зубами. «Но зато потом мне будет везти… Мне будет везти…»
Один худощавый и два полных господина сидят за столом у окна. Свет, льющийся с цинкового неба, играет в гранях хрусталя, в столовом серебре, в устричных раковинах, в глазах. Джордж Болдуин сидит спиной к окну, Гэс Мак-Нийл по правую руку от него, Денш – по левую. Когда лакей тянется через их плечи за пустыми раковинами, он видит в окна за каменным парапетом крыши домов, немногочисленных, как деревья на краю обрыва, и фольговые воды гавани, усеянные пароходами.
– Теперь я вас буду учить, Джордж… Видит Бог, вы меня достаточно учили в былые времена. Откровенно говоря, это глупо до последней степени, – говорит Гэс Мак-Нийл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126