Она потрясла головой, чтобы отогнать это ощущение. Резкое движение быстро вернуло ее к реальности, и тут же появился стыд за свое недостойное поведение. Смущенная и сбитая с толку, она поспешно соскочила с коленей Филиппа.
Стук в дверь библиотеки объяснил ей, почему Филипп прервал поцелуй, и она торопливо ретировалась к креслу, стоявшему по другую сторону камина.
— Войдите, — сказал Филипп. Дверь сразу же растворилась, и показалось бесстрастное лицо Комптона.
— Приехал мистер Хендрикс, милорд, и хотя я и сказал ему, что вы только что вернулись из-за границы, он настаивает на том, чтобы повидаться с вами.
Маргарет мысленно подтянулась, поняв, что сейчас она начнет играть свою роль в этом фарсе.
— Проводите мистера Хендрикса сюда, Комптон, — сказал Филипп.
Едва Комптон удалился, Филипп повернулся к Маргарет. Лицо у него было жесткое и решительное; все сходство с тем' человеком, который целовал ее, исчезло.
— Вы помните, что вам нужно сказать? Маргарет молча кивнула. Нужно быть дурехой, чтобы не затвердить то, чему он начал обучать ее, едва они покинули Вену.
Она насторожилась, услышав размеренные шаги Комптона в коридоре. За ними были слышны другие шаги, более легкие и не такие решительные.
Комптон доложил:
— Мистер Хендрикс.
И Маргарет глубоко вздохнула.
Невысокий худощавый человек с растрепанной белой бахромой вокруг лысины остановился на пороге. Его выцветшие голубые глаза быстро отыскали Маргарет. Медленно, словно сомневаясь в уместности своего появления, он вошел в комнату, не заметив, что Комптон закрыл за ним дверь.
— Мэри? — Хендрикс уставился на Маргарет, словно отыскивая в ней сходство с кем-то.
Маргарет заставила себя улыбнуться, несмотря на переполнившее ее неожиданное отвращение к собственной двуличности. Эта реакция застала ее врасплох. Она-то думала, что почувствует только одно — удовлетворение от того, что можно одурачить одного из столь презираемых ею аристократов. Но несмотря на ненависть к классу, к которому принадлежал Хен-доикс она почувствовала себя виноватой. С усилием вытеснив это парализующее ощущение на задворки сознания, она постаралась сосредоточиться на том, что ей нужно делать.
— Как я уже писал вам в своем письме, ваша жена изменила имя вашей дочери на Маргарет, и к этому имени она привыкла, — нарушил затянувшееся молчание Филипп.
Хендрикс вздохнул.
— Меня это не удивляет. Мы назвали ее в честь моей матушки, а жена никогда не любила ее.
Филипп бросил на Маргарет предостерегающий взгляд поверх склоненной головы Хендрикса, и она в отчаянии попыталась найти какие-то слова. И не нашла.
— Мэри — красивое имя, но я больше привыкла, чтобы меня называли Маргарет, — наконец пробормотала она.
К ее огорчению, глаза Хендрикса наполнились слезами, а губы задрожали.
— Ах, дорогая моя, не важно, как вас зовут. Вы моя родная бесценная дочь, которая вернулась домой! — Он развел руки, и Маргарет, не видя иного выхода, вступила в эти слабые объятия.
Старик быстро обнял ее, а потом отпустил. Отступив на шаг, он вынул большой белый носовой платок и энергично высморкался.
— Боюсь, что к старости я стал плаксив. Вы, вероятно, совсем меня не помните, — сказал он, но во взгляде его была надежда, противоречащая его словам.
Маргарет страшно захотелось уверить его в том, что она его помнит. Что никакая дочь не могла бы его забыть. Но она сдержалась. Чем меньше она будет лгать, тем лучше. Ей и без того слишком многое нужно держать в голове.
— Мне очень жаль, — пробормотала она. — Я не помню Даже маму.
— Как! — Вид у старика был испуганный.
— Она заболела и нашла приют в монастыре, когда я была совсем маленькая… — И Маргарет отбарабанила то, чему ее научил Филипп, но впервые эта история значила для нее больше, нежели повторение фактов из жизни давно умерших людей. Для Хендрикса же эти люди были живыми — живыми и глубоко любимыми.
— А как же… — Хендрикс повернулся к Филиппу, словно не желая расспрашивать дочь о любовнике жены.
— Как следует из монастырских записей, их привез ту, человек, сказавший, что он муж вашей жены. Он попросил убежища для нее и для ребенка, а потом уехал. И больше не вернулся.
— Наверное, он оставался с ней, пока они не потратил деньги, которые она взяла с собой, — сказал Хендрикс.
— Хотя вот это он не взял. — Филипп вынул из карман золотое сердечко и протянул Хендриксу. — Оно было на вашей дочери, когда ее привезли в монастырь.
Хендрикс взял сердечко; пальцы у него сильно дрожали. Он устремил взгляд на свой герб, выгравированный на одной стороне, а потом открыл медальон. Лицо его побледнело, когда он увидел внутри два миниатюрных портрета.
Маргарет, испугавшись, что он упадет в обморок, обняла его и усадила в кресло.
— Вот, сэр, выпейте это. — Филипп сунул ему в руку стакан с бренди. Хендрикс залпом осушил стакан.
— Простите, дорогая моя. — Он чуть улыбнулся Маргарет. — Такое потрясение — снова увидеть этот медальон. Я помню, когда были написаны эти портреты. Я был так счастлив, а потом… — Было видно, что он прилагает немыслимые усилия, чтобы взять себя в руки. — Ну да все хорошо. Вы вернулись ко мне. Маргарет слабо улыбнулась в ответ. Хендрикс повернулся к Филиппу. — Я не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы отыскали Мэри… Маргарет, — поправился он. — Ax но ведь это я ваш должник. — Филипп подошел к Маргарет и обнял ее узкие плечи.
Маргарет едва удержалась, чтобы не сбросить его руку. Рука у него была тяжелая, точно тяжкий грех. В голове у нее раздавался отзвук когда-то слышанной воскресной проповеди.
— Не будь вас, я никогда бы не обрел жены, которая воплощает в себе все совершенства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103