Отмахнуться же от одновременного
сообщения нескольких сотрудников было уже гораздо труднее.
Не знаю, какой повод мне пришлось бы придумать, чтобы полететь в
Москву, если бы не удачно подвернувшийся вызов на очередное оперативное
совещание. По должности я обязан был на нем присутствовать, хотя моя роль
на таких совещаниях сводилась к роли немого статиста или, в лучшем случае,
"певца за сценой", когда мои материалы включались в качестве составной
части в один из докладов. Я всегда с раздражением воспринимал подобные
вызовы, отрывавшие от текущей работы в самое неподходящее время, но на
этот раз был очень доволен, так как опасался вызвать подозрение моих новых
"друзей", если бы вдруг без достаточно убедительной и веской причины уехал
из Города.
Совещание должно было продлиться три дня. В первый же день я нашел во
время перерыва Гришу Ратманова, стоявшего у малиновой портьеры. На его
лицо падали отблески, делавшие его похожим на оперного Мефистофеля. В зале
вообще было много красного - от малиновых портьер до бархатного занавеса
"партийного цвета", по выражению нашего штатного художника-оформителя.
Полный контраст с тем, что я недавно видел на собрании командного состава
Организации.
- Есть дело, Гриша. Предупреди ребят, соберемся у тебя в двадцать
один ноль-ноль.
- Трубить "Большой сбор"?
- Нет, только наша пятерка. Обеспечь пиво.
- Ладно, все будет по высшему классу.
Подобные "сборы" у нас практиковались уже давно. Еще в начале нашей
трудовой деятельности, когда многие закладывали лишь фундамент будущих
блестящих карьер, вскоре после выпуска из школы, кому-то из нашей компании
пришла в голову идея, что кроме официальной структуры неплохо было бы
организовать нечто вроде мушкетерского клуба или американской студенческой
корпорации "фи-бета-каппа". Начальство, конечно, знало об этой "тайной
организации", но смотрело на нее снисходительно, видя во всем лишь игру
еще не перебродившего воображения, молодую романтику, избыток юных сил.
Имея в наших рядах двух-трех осведомителей, регулярно докладывающих о
"состоянии умов", можно было особенно не беспокоиться, а при необходимости
- использовать факт создания группировки как дополнительный компромат,
решили в высоких сферах. Начальство всегда чувствует себя спокойнее, когда
знает за подчиненными кое-какие грешки, когда в сейфе лежат надлежащим
образом оформленные бумаги, при помощи которых можно, если понадобится,
охладить чью-то буйную голову или поставить на место не по чину дерзкого
сотрудника. И руководство не беспокоилось, тем более, что очень скоро вся
деятельность "клуба" свелась к более-менее регулярным попойкам, ставшим
чуть ли обязательным свидетельством благонадежности в конце семидесятых
годов. Пили "вожди" на праздничных приемах и юбилеях, во время охотничьих
и других развлечений, пили комсомольские "вожаки" на молодежных слетах и в
юношеских лагерях на ЮБК и черноморском побережье Кавказа, пили
новоиспеченные кандидаты и доктора на банкетах по случаю защиты
диссертаций, пила вся страна на субботниках, официальных и религиозных
праздниках, свадьбах, похоронах, именинах и крестинах, встречах и
проводах, благо колхозам и совхозам разрешили для укрепления бюджета
производить спиртное, и на прилавках магазинов появились бесчисленные
бутылки с красочными этикетками и поэтическими названиями: "Солнцедар",
"Южное", "Жемчужина степи", всяческие "Букеты" и "Троянды", представлявшие
варианты знаменитых "чернил" или "Плодово-выгодного", как окрестили
постоянные потребители "Плодово-ягодное", высчитав, что именно в этом вине
содержится больше всего алкоголя на единицу стоимости. Пили и мы.
Но начальство знало не все, сказалась профессиональная подготовка.
Под "крышей" клуба сплотилась тесная группка единомышленников, всерьез
решивших держаться друг за друга, причем, не только ради устойчивости во
время возвращения домой в пьяном виде. И это неформальное, как сказали бы
сейчас, объединение продолжало успешно существовать и выполнять свои
функции. Мы знали, что можем положиться друг на друга во всем и до конца,
несмотря на то, что никаких ритуалов, "клятв на крови" и письменных
обязательств у нас не было. Была настоящая, что называется мужская дружба,
хотя среди нас были и две женщины. Несколько раз нам приходилось
объединить усилия, чтобы помочь какому-либо члену кружка, и эффективность
такого объединения была проверена на практике. В тех случаях, когда не
удавалось обходиться только нерабочим временем - совместными "турпоходами"
во время отпуска или неделями длящимися вечерними преферансными
"пульками", приходилось, очень осторожно и деликатно, чтобы не вызвать
подозрений в чем-то большем, чем обычная, завязавшаяся еще в студенческие
времена дружба, добиваться разрешения работать в группе. Пока все сходило
гладко.
Мы собрались у Гриши, как и было условлено, в девять вечера. После
обмена обычными приветствиями и самыми общими новостями, я взял слово.
Через десять минут на лицах моих друзей появилось разнообразное по форме,
но одинаковое по смыслу выражение, поразительно напоминающее то, которое я
увидел в зеркале, когда вернулся домой после собрания вожаков Организации.
Это была странная смесь недоверия и тревоги, в которой последний
ингредиент постепенно рос, вытесняя все остальное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88