– Красота, верно? По-моему, здорово. Как на конверте пластинки, ей-богу.– Пожалуй, вы употребили очень точное сравнение, – заметил Мэлори. – Спасибо, что показали мне все это, и доброго вам утра.– Никаких проблем. Слушай, командир, нельзя ли нам тут организовать кофейку?Мэлори кисло улыбнулся.– Полагаю, это возможно.Он прошел мимо сиротливо покосившейся старой двери, кинул на нее прощальный взгляд: изящно изогнутая цифра "6" в течение долгих десятилетий воспроизводилась факсимильным образом на бланках банка. Точно такая же шестерка, только маленькая и отлитая из чистого золота, висела в виде брелока на карманных часах сэра Хорейса. Он подумал, что Всевышний иногда распределяет свои дары очень странным образом. Пилгрим обладал блестящими деловыми качествами: превосходное чутье, быстрые мозги, безошибочное определение рентабельности и нерентабельности, твердость, умение вести переговоры, способность моментально приспосабливаться к ситуации. Однако во всем, что касалось вкуса, мистер Пилгрим был сущим варваром.Продолжая размышлять о Лоренсе Пилгриме, сэр Хорейс Мэлори не спеша поднялся по лестнице на второй этаж. Рабочий день начался с сюрприза, и, несомненно, это еще не конец.Пилгрима перевели в Лондон шесть месяцев назад после блестящей карьеры в нью-йоркском филиале банка. Новый старший партнер все еще пребывал в состоянии, которое сам он называл «изучением местного ландшафта». Когда Мэлори спросил его, что означают эти слова, Пилгрим объяснил: «Хочу знать, как называются все туземные цветочки». Вот почему Пилгрим работал по шестнадцать часов в день, не упуская из виду ни одной мелочи.– Ах, сэр Хорейс, как я рада, что вы пришли, – сказала миссис Фробишер. – Мистер Пилгрим назначил совещание на одиннадцать.Секретарша взяла у Мэлори шляпу, пальто, трость и убрала их в гардероб, стоявший в углу приемной.– Я бы удивился, если в совещания не было.– Впрочем, выпить кофе вы успеете.Сэр Хорейс чуть грузновато опустился в кресло перед своим столом. Для своего возраста он был необычайно бодр и сам хорошо это знал. Правда, подъем по лестнице в последнее время давался ему с трудом, но сэр Хорейс из принципа отказывался пользоваться лифтом.– Кстати, миссис Фробишер, чуть не забыл, – сказал он, когда секретарша принесла поднос с двумя серебряными кофейничками, сливочницей и его любимой чашкой «Королевское дерби», – там внизу работают люди. Один из них спросил меня... м-м... не могу ли я организовать для них кофейку?Миссис Фробишер прыснула. Она работала личной секретаршей сэра Хорейса уже двадцать лет, и единственным ее недостатком были такие вот приступы неподобающего веселья.– Вы имеете в виду рабочих?– Так это рабочие? Я-то решил, что это вандалы.Миссис Фробишер не поняла, но все равно хихикнула.– Я позабочусь об этом, сэр Хорейс. Жалко, что снимают старую дверь. Она была такая элегантная, правда?Сэр Хорейс сам налил себе кофе – такая уж у него была привычка. Сегодня он предпочел обойтись без сливок. Потом посмотрел на часы и занялся курением утренней сигары – «Ромео № 3». Это была целая церемония: обрезать кончик, зажечь, а потом десять минут предаваться цивилизованнейшему из всех наслаждений. В последнее время жизнь состояла из сплошных совещаний, вздохнул сэр Хорейс. Конца им просто не видно.Полтора часа спустя, когда утреннее совещание, такое же нудное, как всегда, подходило к концу, Мэлори перестал слушать выступающих и задумался о ленче. В партнерской столовой кормили весьма недурно, но печальный опыт последних месяцев свидетельствовал, что обсуждение деловых проблем будет продолжено и за обеденным столом. Можно, конечно, отправиться в клуб, но и там теперь все не так, как прежде. Говядину, правда, готовят пока неплохо, но подают не каждый день...Вдруг Мэлори понял, что Пилгрим его о чем-то спросил.– Прошу извинить, Лоренс. Что вы сказали?– Меня интересуют вот эти платежи, Хорейс. Семнадцатого июля каждого года мы переводим пятьдесят тысяч фунтов стерлингов в Цюрихский банк. Вам что-нибудь об этом известно?Сэр Хорейс моментально насторожился.– Полагаю, что да.– Не могли бы вы мне это объяснить? Это продолжается уже очень много лет. Смотрите-ка, с 1920 года! Ничего себе!Мэлори мягко перебил его:– Я поговорю с вами об этом чуть позже, Лоренс.Нетерпеливая гримаса, мелькнувшая на лице Пилгрима, вовсе не удивила старого банкира.– Послушайте, Хорейс, давайте не будем разводить тайны.– Всего лишь пара слов, предназначенных только для вас, – мягко произнес Мэлори. – Так будет лучше.– Ладно, пусть так.Совещание закончилось или, во всяком случае, прервалось, ибо его участники отправились мыть руки перед обедом. Мэлори пошел за Пилгримом в кабинет последнего – сплошь хромированная сталь и розовое дерево.– У вас просто извещение о выплате или все досье?– Досье. Вот оно, – показал Пилгрим. – Шестьдесят лет мы выплачиваем по пятьдесят тысяч ежегодно. Это три миллиона! Причем даже не учитывая процентов! Что это за чертовщина?– Можно взглянуть?Мэлори открыл досье. Там была всего одна страница машинописного текста, где излагались инструкции по платежам. Внизу от руки было приписано несколько слов.– Здесь сказано: «См. примечание старшего партнера», – сказал Мэлори. – Вы прочли это примечание?– Нет.– Так сделайте это.– А что такое примечание старшего партнера?– Видите ли, когда финансовая операция растягивается на очень долгий срок, как, например, эта, часто бывает, что организовавших ее людей на свете уже нет. Иногда речь идет о делах крайне деликатных. Понимаете?– Понимать-то я понимаю, но шестьдесят лет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89