Он был одет в короткую белую тужурку, вроде тех, какие носят врачи. Юровский мельком взглянул на меня и нахмурился, потом обернулся к Бронару и спросил:– Это что еще за фокусы?За плечом комиссара юстиции стояли двое латышей. Вид у них был спокойный, но чувствовалось, что часовые наготове.– Да вот, привезли кое-что для твоих ребят, – громогласно произнес Бронар.Не знаю, был ли он на самом деле пьян. Скорее всего притворялся. Но делал это весьма убедительно. Он еще раз рассказал историю о запасах селедки, обнаруженных в гостинице.– Я сразу подумал, что ребятам Юровского селедка сгодится. И еще кое-что прихватил, гляди! – Он помахал бутылками водки.Я внимательно наблюдал за Юровским. Очень многое зависело от того, как он отнесется к этому спектаклю. Кажется, все шло неплохо. Морщины на его лице разгладились. Юровский снисходительно улыбнулся.– Очень любезно с вашей стороны, проходите. – Он гостеприимным жестом показал на дверь.Мы последовали за Юровским и выложили наши сокровища на стол, заваленный бумагами. Юровский болтал без умолку:– Надо же, балтийская сельдь! Мои латыши будут в восторге! Как сегодня было жарко! – и так далее, и так далее.Мне казалось, что я приглашен на чашку чая к своей старой тетушке.Мы с Бронаром договорились, что при первой же возможности возьмем Юровского на мушку. У каждого из нас имелся пистолет, и, пристроив бочонок на столе, я резко обернулся, сунув руку в карман. Однако в дверях маячили двое часовых с винтовками – я понял, что придется подождать.Юровский спросил, кивнув на меня:– Кто это?– Яковлев.Выражение лица Юровского изменилось.– Но ведь его выслали из города!– Он вернулся из Москвы с личным посланием от товарища Троцкого командарму Берзину, – объяснил Бронар. – Курьер из центра. Но он умеет водить машину, поэтому я решил его немножко поэксплуатировать. Ты как, Яковлев, не против?– Да мне-то что, – ответил я.Юровский не сводил с меня испытующего взгляда.– Значит, вы теперь человек Троцкого? А раньше работали на Свердлова.– Я не человек Троцкого и не человек Свердлова, товарищ. Я выполняю приказы, делаю то, что мне говорят.– Кто говорит?– Партия. Если уж хочешь знать, кого я больше всех уважаю, так это товарища Ленина.– Так-так, – пробормотал Юровский и потер подбородок, по-прежнему глядя на меня. – Известны ли вам намерения Троцкого относительно Романовых? Когда вы уехали из Москвы?– Неделю назад. Я слышал, что в Москве собираются устроить суд, чтоб вся Россия видела.– Это кто придумал – Троцкий?– А что, вполне в его духе, – ответил я. – Наглядная агитация и пропаганда.– И процесс состоится?– Вряд ли. По-моему, никому до этого нет дела, кроме самого товарища Троцкого.Эта фраза звучит у меня в мозгу уже много лет. Тысячи раз я вдумывался в произнесенные мной слова, пытаясь понять, не было ли в них чего-нибудь настораживающего. Но мне всегда не хватало проницательности. Я и сейчас не понимаю, где допустил ошибку.Юровский сказал всего лишь:– Здесь так душно. Каменные стены за день пропитываются солнцем, а ночью нечем дышать. – Он достал из кармана платок и вытер лоб. – Не хотите водочки, товарищи?На него вновь напал приступ болтливости. Все-таки он определенно был похож на одну из моих тетушек.– Скажу вам, товарищи, капиталисты умеют устраиваться в этой жизни. В доме есть даже здоровенный холодильник фирмы «Вестингауз». Из самой Америки привезли! Так что у нас тут и лед имеется. Представляете, какая роскошь! Я сегодня собственноручно приготовил лимонад.Помню, как я улыбнулся, услышав про лимонад. Мои тетушки тоже без конца готовили прохладительные напитки.– Хотите лимонаду? – спросил Юровский.– Еще бы.Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив часовых в коридоре. Я повернулся к Бронару и прошептал:– Когда он вернется, приступаем.Бронар кивнул:– Да, как только вернется.Я сунул руку в карман и проверил, легко ли вынимается пистолет. Потом отошел к окну. Сверху донесся топот шагов по деревянному полу. Я подумал, что это, возможно, царские дети – скоро они окажутся на свободе. Долгое время не доносилось ни единого звука, потом вдруг раздался оглушительный треск.Я взглянул на Бронара и увидел, что тот сосредоточенно прислушивался.За треском последовали залпы: один, другой, третий. В доме шла пальба! Я бросился к двери и распахнул ее. Коридор был пуст. Оглядевшись по сторонам, я прислушался. Крик, выстрел, звук падающего тела.С пистолетом в руке я бросился вперед по коридору и оказался у широкой лестницы. Сбежав по ступенькам вниз, распахнул дверь и оказался в просторном квадратном помещении, окутанном клубами порохового дыма. Напротив меня со странной улыбкой на лице стоял Юровский, в руке он держан дымящийся пистолет. Визгливым, безумным голосом он воскликнул:– Что, лимонадику захотели?Я, конечно, догадался обо всем еще при звуке первых выстрелов. Толкнув Юровского, я бросился вперед – там еще гремели выстрелы – и увидел слева еще одну комнату. Спиной ко мне стояла шеренга солдат. Раздалось еще несколько выстрелов, и наступила зловещая тишина.Я услышал стон, потом завершающий выстрел.Растолкав солдат, я увидел сцену страшного побоища.Не стану описывать подробностей. Одиннадцать людей, хороших людей, которые были живы всего минуту назад, теперь лежали на полу мертвые. Вне себя от ужаса, я узнал Николая. Царицу, сына, дочерей, и – о Господи! – Мэри, мою прекрасную Мэри, лежавшую в луже собственной крови... Глаза мне застилала ярость и горячие слезы, поэтому из остальных я успел разглядеть лишь лейб-медика Боткина. Еще четверо убитых, очевидно, были членами свиты.Тут я увидел, что один из латышей наклонился над Мэри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89