Я смотрел, как император тяжело поднимается по лестнице, и терзался тем, что не могу сейчас сказать ему больше. Я ведь и в самом деле мало что знал. Что будет после Тюмени? Я должен был отправить оттуда телеграмму Свердлову и дожидаться его решения. Меня сильно беспокоил документ Захарова. Надо было не только увезти Николая, но и добиться его подписи. А что, если, прочтя документ, царь не захочет его подписывать, опасаясь, что таким образом распишется на собственном смертном приговоре? Это вполне возможно. И потом, как быть, если Николай решительно откажется уезжать из Тобольска?Впрочем, у меня не было оснований сомневаться, что императорскую семью действительно собираются отправить из России в Англию". * * * Сэр Хорейс Мэлори настолько углубился в рукопись Дайкстона, что не сразу услышал, как звонит телефон. После второго звонка банкир недовольно буркнул, снял трубку и резко заметил секретарше, миссис Фробишер, чтобы она его ни с кем не соединяла.– Но это человек из Оксфорда, – сказала она. – Вы ведь с таким нетерпением...– Хорошо. Соедините. Как его зовут?– Доктор Феликс Астон.Голос в трубке был молодым и довольно нахальным. Мэлори едва удержался, чтобы не спросить, уж не одет ли доктор Астон в джинсы.– Вы, кажется, специалист по русской революции?– Глуп тот, кто считает себя специалистом по чему бы то ни было, сэр Хорейс, – жизнерадостно ответил ученый. – Я занимаюсь этой темой несколько лет. Написал книгу.– Имя «Яковлев» для вас что-нибудь значит? – спросил Мэлори.Пауза. Потом:– Да, если речь идет о Василии Яковлеве. Комиссаре.– Да, это тот самый. Расскажите мне о нем.– Ну, это, собственно, произошло уже после революции. Яковлев – это человек, увезший с собой царя и все драгоценности, а потом бесследно исчезнувший.– Драгоценности? – медленно повторил Мэлори.– Чуть ли не целый поезд, – жизнерадостно подтвердил Астон. – Жутко загадочная фигура этот комиссар Яковлев. А что, обнаружили про него что-нибудь интересненькое?– Как, простите? – переспросил Мэлори, чувствуя, что надо проявлять максимум осторожности. – О, нет-нет, ничего подобного. Очень сожалею, что понапрасну вас потревожил. Однако весьма благодарен. Весьма.Он положил трубку и нажал кнопку интеркома, соединявшего его с Пилгримом.– Лоренс, вы один?– У меня только Грейвс.– Что ж, это ему тоже будет интересно. Наш Дайкстон, оказывается, похитил все сокровища Романовых.– Что значит «все»? – спросил Пилгрим.– Целый поезд, – пояснил Мэлори и отсоединился. * * * "Пока царская семья проводила свой совет, я не бездействовал. Мой верный гусар Кознов отправился разыскивать по городу самые вместительные кошевы, а заодно и лошадей к ним.– А если хозяева не будут меня слушать? – спросил Кознов. – Как поступать?– Думаю, что угрозы расстрела будет достаточно, – резко сказал я. – А если кто-то все равно будет упрямиться, ведите его ко мне.Упрямиться никто не стал. Желающих поспорить с московским комиссаром не нашлось. Постепенно двор губернаторского дома стал наполняться санями и повозками самых разнообразных видов. Я послал за Кобылинским, который участвовал в семейном совете, и велел ему укладывать имущество царя в повозки. Те, кто остается в Тобольске, должны довольствоваться лишь самым необходимым.Меня без конца отрывали от дела, причем особенно усердствовал несносный Рузский. В очередной раз он подошел ко мне со зловещей ухмылкой и сказал:– Я слышал, вы забираете его отсюда. – Выражение лица Рузского меня удивило – он казался весьма довольным собой. – Если не ошибаюсь, в Москву?Депутат Уральского Совета был весьма нетрезв.Я сказал, что ожидаю дальнейших приказов из столицы, от Центрального Исполнительного Комитета.Рузский снова осклабился.– Путь в Москву лежит через Екатеринбург, – заметил он, повернулся и был таков.Это была его обычная манера: нанести удар и тут же ретироваться. Глядя в спину Рузскому, я подумал, что с удовольствием всадил бы в негодяя пулю.Вновь он появился, когда стемнело и в комнате горели свечи. Рузский возник передо мной с бутылкой в руках и заявил:– Не забудь оставить место для меня.– Что это значит?– А то. Я еду с вами в Тюмень. И дальше. Гражданин Романов, – слово «гражданин» Рузский подчеркнул, – принадлежит нам, и мы его так не выпустим.– Кому это «нам»?– Сам знаешь. Уральскому Совету.– Я не позволю...Он прервал меня, стукнув кулаком по столу:– Попробуй-ка мне помешать. Если я не еду, то и Николай тоже.– У тебя нет никаких полномочий, – сказал я, на что Рузский только рассмеялся.– Полномочий? Ты имеешь в виду клочок бумажки из Москвы? Слушай меня, Яковлев. Мы отпускаем тебя вместе с Николаем, делая Москве одолжение! Причем не из-за твоей грозной бумажки или смазливой мордашки. Нет, приятель. Если я возьму и пристрелю Николая прямо здесь и сейчас – а я сделал бы это с удовольствием, уж можешь мне поверить, – в Екатеринбурге меня встретили бы как героя! Так что скажи спасибо.– Ну что ж, – пожал я плечами. – Мне, собственно, все равно. Хочешь – поезжай с нами, хоть я и не понимаю, товарищ, чего это ты так бесишься.– А мне не нравится, как ты себя ведешь, – отрезал Рузский. – Смотри, как бы я не усомнился в твоей преданности делу революции.После этой реплики, как обычно, Рузский удалился.Мы ужинали с Кобылинским вдвоем. Полковник очень устал. Целый день он был занят сборами в дорогу. Тем не менее он почти ничего не ел, то и дело встревоженно поглядывая на меня. В конце концов я не выдержал и сказал:– Я верю, что с ними все будет в порядке.На глазах Кобылинского выступили слезы. Он смахнул их рукавом и печально сказал:– Всю жизнь я служил отечеству и императору, а теперь моя служба окончена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89