Господа огородили землю под пастбища и привезли сюда этих ремесленников.
— Погоди, — прервал я его. — А что же случилось с крестьянами, которые жили здесь прежде, с англами и саксами?
— Одно из трех, — ответил он. Мы поднимались вверх по крутому склону, дорожка заросла колючими кустами с ярко-зелеными листьями. Если эти листья растереть между пальцами, их можно употреблять в пищу как свежую зелень, они довольно вкусны, и мы с удовольствием лакомились ими по пути. Боярышник, вот как называется это растение. — Во-первых, сто лет назад большую часть населения истребила чума. У господ возникли проблемы слишком мало осталось работников, чтобы возделывать землю. Пришлось увеличить им плату. Далее, многие из выживших вступили в брак с фламандцами, и два народа слились воедино. В-третьих, те, кого огораживание лишило земли и кто не сумел через брак войти в семью прядильщиц и ткачей, сделались разбойниками и ушли, как здесь говорят, в Зеленый Лес. Они кормятся дичью, принадлежащей лордам, охотятся на зайцев и кроликов, а во время войны нанимаются солдатами к кому-нибудь из вельмож. Странно, что нам еще ни разу не повстречались разбойники. Во многих отношениях они осуществляют на практике то, что я проповедую.
Меня, однако, больше интересовала работа прядильщиц и ткачей.
— Они покупают шерсть, — ответил на мой вопрос Питер, — прядут ее, затем ткут и отправляют на рынок купцам. Между ценой необработанной шерсти и ценой готовой ткани есть определенная разница, и вот на эту прибыль они и покупают все, что им нужно, даже пшеницу.
Мы достигли гребня холма, откуда открывался вид на широкую плодородную долину, приютившую то ли маленький городок, то ли большое селение. Я на миг даже позабыл, о чем спрашивал.
— Берфорд, — произнес Питер. Спускаясь со склона, мы заметили небольшую яму, из которой двое мужчин добывали иссиня-серую рассыпчатую глину и сгружали ее на тележку.
— Сукновальная глина, — пояснил Питер. — Для производства ткани необходимо, чтобы поблизости была полноводная река и эта глина. Еще нужны пастбище для овец и опытные ремесленники. Сукновальная глина используется для того, чтобы счистить с шерсти грязь и жир, благодаря которым овечья шкура была теплой и непромокаемой.
— Да уж, без непромокаемой шкуры здесь не обойдешься, — согласился я, поскольку дождь моросил вовсю. — А зачем им понадобился гигантский чертополох? Ведь он годится разве что в пищу ослу.
Я имел в виду небольшой участок земли возле той ямы, где добывали сукновальную глину. Он был расчищен и засеян высокими колючими растениями.
— Это не чертополох, это ворсянка. Когда цветы отцветут, завяжется жесткая коробочка с короткой изогнутой щетиной. Ткачи пользуются ею, чтобы расчесать ворс, а затем они его сбривают и остается тонкая, как шелк, ткань — ее высоко ценят богачи.
— Это похоже на какой-то заговор человека и…
— Бога?
— …природы. Они вместе создали эту местность, где есть все, что нужно для ткацких мануфактур.
— Не забывай об истории. Чума тоже сыграла свою роль.
Берфорд весьма процветающее селение, причем богатство пришло сюда недавно. От Оксфордской дороги отходит главная улица села, застроенная новыми роскошными домами из кирпича с деревянными брусьями. Мы перешли небольшую речку, на берегу которой стояла занятная церквушка — занятная постольку, поскольку за триста лет она подверглась существенным переделкам и усовершенствованиям. На приземистую квадратную башню взгромоздили новенький изящный шпиль, неф и боковые приделы были надстроены новыми галереями, дополнительные колонны поддерживали новый свод, но при этом большая часть основания и примыкающие к церкви часовни остались без изменений.
Я указал Питеру на эти несоответствия.
— Мне кажется, было бы разумнее начать все сначала, — заметил я. — Они могли бы создать гармоничное здание в едином стиле и с точными пропорциями, а вместо этого получилась какая-то смесь. Более того, это и обошлось дороже.
Вместо ответа Питер ухватил меня за локоть — он всегда так поступал, когда хотел сообщить мне что-то особенно важное для него, задушевное, или хотел каким-то образом переубедить меня, — и повел меня в неф. Там стояла небольшая статуя, довольно грубое изображение женщины верхом на коне. Затем Питер стал обходить кругом старые колонны, и показывать мне капители, на которых был представлен в столь же грубом исполнении акт совокупления и тому подобное. Наконец, вернувшись во двор церкви, Питер подвел итоги увиденному.
— Это святилище, а не церковь, — сказал он. — Этот храм принадлежал не богу, а богине, белой госпоже — повсюду в нашей стране она разъезжала в пору летнего солнцестояния верхом на белом коне, златовласая, обнаженная, если не считать венка из цветов. Это знаки ее культа, их можно найти повсюду, если знать, где искать. В Бэнбери ее изображают с кольцами на пальцах и с колокольчиками на ногах, в Ковентри ее знают под именем Годивы. Церковники пытаются затушевать ее культ, строя свои церкви вокруг прежних храмов, но полностью стереть его они не в силах.
— Почему же этот храм, превратившийся в церковь, посвящен мужчине, пророку Иоанну Предтече? — возразил я. — Почему не Марии, матери пророка Иисуса, ведь вы считаете его богом, а стало быть, и его мать — богиня?
Питер посмотрел на меня спокойным, ничего не выражающим взглядом.
— Ты, верно, не знаешь, что праздник святого Иоанна, день его смерти, приходится на двадцать пятое июня, летнее солнцестояние, — ответил он. — Более того, Иоанн был обезглавлен, потому что такой награды потребовала себе за танец прелестная обнаженная девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132