Повисло молчание. Потом он сказал:
— Ты ведь никогда не принадлежал кошке?
Напряжение, прозвучавшее в его голосе, задело меня не меньше, чем дурацкий способ выражать свои мысли. Правда, я в те дни то и дело раздражался — обычное дело, когда поправляешься после болезни.
— Нет, — ответил я, — я люблю кошек, но они плохо переносят дорогу, а я, с тех пор как мне исполнилось восемь лет, не задерживался на одном месте дольше чем на полгода, за исключением лишь того периода, когда я приобретал в горах те немногие знания, какими ныне могу похвалиться.
— Тогда тебе придется поверить на слово всему, что я поведаю о природе кошек.
— Вот видишь! — воскликнул я, наклоняясь, чтобы похлопать его по колену. Винни тут же спрыгнула на пол и, мяукая, направилась к двери. — Ты сам говоришь — «природа кошек». Значит, ты подразумеваешь универсалию, идею, объединяющую их всех.
— Нет. Я имею в виду те признаки, по которым мы отличаем кошек от других животных того же размера и схожего облика. Но подумай вот о чем: кошкам по природе свойственно отличаться друг от друга. Это часть их «сущности», можешь мне поверить, и так получилось не в результате порчи материи после грехопадения человека, а потому, что кошки именно таковы.
Я понял: чтобы избежать долгого и бессмысленного спора, надо обратиться от примеров к обобщениям.
— И это относится ко всем явлениям чувственно воспринимаемого мира?
— Да. В этом мы Аристотель, Уильям Оккам и я — совершенно согласны.
Сквозь дождевые облака пробился солнечный луч и заиграл на столе.
— Даже если речь идет о двух пылинках?
— Смотри! — сказал мне брат Питер. — Две пылинки не могут находиться одновременно в одном и том же месте. Хотя бы в этом отношении они совершенно различны. А если бы мы смогли изготовить достаточно мощные линзы, чтобы разглядеть микрочастицы (я использую греческое слово «микро» для обозначения самого малого), мы бы увидели различия и между ними.
— Я прекрасно знаю, что обозначает слово «микро». Я говорю о другом: слова служат нам для обозначения типов. Слово «кошка» имеет определенное значение. Разве эти слова не передают идеи и сущности?
— Они обозначают роды и виды, но не сущность. Я бы, правда, предпочел заменить слово «тип» на «вид», а вместо «сущности» говорить «универсалии ».
— Я так ничего и не понял. Ты подставляешь одни слова вместо других, но это ничего не доказывает.
— Все потому, что ты придаешь слишком большое значение словам. Слова — всего-навсего орудия. Они полезны и удобны, но сами по себе они не содержат истину. Имеет смысл утверждать, что пиво есть пиво, поскольку пивом мы называем определенный вид напитка. Это удобно: когда я спрошу тебя, не хочешь ли ты пива, ты поймешь, какого рода ощущение и опыт я тебе предлагаю. Но при этом речь не идет о сущности пива, о совершенном пиве, которое содержится в разуме Бога. Наши слова подразумевают нечто противоположное ведь мы можем обсудить, чем это пиво отличается от другого, чем то пиво лучше этого. Кстати, тебе нравится это пиво?
Мы выпили. Поселившись в аббатстве, я счел возможным пить этот напиток, в котором почти не содержалось алкоголя. В противном случае мне пришлось бы пить речную воду — ведь колодца на острове не было.
— Да, — согласился я. — Оно чем-то отличается. Ты был прав.
— Это пиво изготовлено из хмеля особого сорта. Наши братья гуситы из Богемии прислали нам мешок своего хмеля. А теперь вернемся к Уильяму Оккаму и подведем итоги нашего рассуждения о словах. Названия отдельных вещей мы именуем понятиями первого уровня. В английском языке им предшествует определенный артикль: «Эта кошка сидит у той двери. Та кошка возле той двери» — и так далее. А есть понятия второго уровня, универсалии, обозначения родов и видов. «Кошки любят рыбу. Кошки моются перед дождем». Универсалии это обозначения многих признаков. В данном случае множество признаков составляет кошку, кошку вообще. Универсалии реально не существуют. Они могут лишь проявляться в виде качеств отдельных кошек.
— Хм! — буркнул я.
— Слова — всего лишь орудия, — повторил брат Питер. — Мы прибегаем к ним для удобства, их нельзя считать особой реальностью. Реальны лишь отдельные вещи. Об этом говорил Аристотель, надо лишь правильно его истолковать. Об этом говорил Оккам, призывая не умножать сущности сверх необходимости. Знаменитая фраза, отбросившая прочь многие заблуждения. Сущности, универсалии, не следует умножать сверх необходимости, а единственная Необходимая Универсалия — это Бог, Перводвигатель. А он, — тут мой собеседник понизил голос — слишком опасным было то, что он собирался сказать, — он или оно так далеко от нас. Быть может, это был не перводвигатель, а взрыв, раскаты которого мы будем слышать всегда: «Время есть, Время будет, Время длится вечно».
Я уже не мог угнаться за ним. Порой с братом Питером такое случалось божественное вдохновение, пророческий дар словно на крыльях уносили его прочь от собеседника. Я постарался вернуть его на землю:
— Но ведь ваш брат Бэкон просидел много лет в темнице францисканского ордена в Париже, Оккам был брошен в тюрьму по обвинению в ереси, и даже Джон Уиклиф с трудом избежал костра.
— Но, дорогой мой Али… минуточку, я только выпущу Винни. Вот видишь? Большинство кошек не возвращаются на место, если их потревожить, и в этом Винни похожа на них, однако далеко не все кошки принимаются теребить передними лапками задвижку, чтобы попроситься на улицу. Вот так. Эти люди, Али, они были… они были как порох. Они могли разнести в клочья наше общество, они подрывали основы, на которых покоится авторитет короля и церкви, — ведь естественным следствием их теории было преимущество индивидуального опыта, индивидуального суждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132