Да-да, именно ослиный: и-а-и-а.
Все, что он знает о своей должности, — это размер жалованья. Но сержант Бардольф — человек сведущий. Невысокий, крепко сбитый, как большинство саксов, с грубыми чертами лица, изуродованного вдобавок множеством угрей и карбункулов, сверкающих, точно раскаленные ядра. Как и все саксы, он то и дело вставляет в свою речь некое словцо, не имеющее, насколько мы в состоянии разобраться, никакого отношения к теме нашей беседы. Это словцо означает любовные забавы, в особенности тот их способ, который с наибольшей вероятностью может повести к зачатию. Судя по тому, что это слово употребляют в качестве ругательства, здесь к любви относятся с пренебрежением и даже с презрением.
Для начала я спросил Бардольфа, не кажется ли ему, что стены Тауэра, в особенности внешний пояс, недостаточно широки и нуждаются в дополнительном укреплении. Ведь направленный артиллерийский огонь может разрушить эти стены, верно?
— Потеря времени, сэр, — отвечал он, предварительно втянув воздух сквозь оттопыренные губы и выпустив его с фырканьем через нос. Он вставил сюда свое любимое словечко, и я сперва с непривычки подумал было, что сержант имеет в виду: мы потеряем таким образом время, которое лучше было бы потратить на любовь, но конечно же он ничего подобного сказать не хотел.
— Видите ли, сэр продолжал он, — нет на свете такой долбаной стены, которая бы выстояла против долбаного пороха, пусть она будет хоть поперек себя шире.
— А выстроить ее из камня, тридцати футов в ширину?
— Это уж не стена. Это целая долбаная гора. И все одно: дай мне достаточно пороха и не торопи меня, я и ее раздолбаю!
— Так есть ли, дорогой друг, средство защитить стену от артиллерийского огня? — спросил его я (вернее, этот вопрос по моему приказу задал Аниш).
— А то как же!
Мы стояли на стене между двумя башнями. Здесь легко могли бы разойтись два вооруженных воина.
— Пошли со мной.
Сержант отвел нас в ближайшую башню, в большое круглое помещение, диаметром примерно в тридцать футов. Большую часть этой комнаты занимала пушка длиной в двенадцать футов и ее принадлежности, а именно: шомпол, заканчивавшийся огромной шваброй, открытая бочка с водой, рядом еще одна бочка — с порохом, и два десятка каменных шаров почти идеальной формы, каждый из которых превышал в диаметре два фута. Здесь имелась также полка с кремнем и огнивом и трутница, в которой хранился смоченный в селитре, а затем высушенный фитиль.
— Все на месте, — крикнул мне в самое ухо сержант Эрвикка, — все наготове! Всякому, кто попытается причинить ущерб его величеству или его владениям, враз яйца оторвем.
Я подивился, как он сумел сложить вместе столько слов, не помянув совокупление.
— Вот как мы защищаем стены от вражеских пушек — у нас тут своя пушечка и там в башнях еще шесть, и все они гораздо больше, чем эти долбаные ублюдки могут выставить против нас.
— Понятно, — сказал я. — Стало быть, ваша задача — поразить ядром вражескую пушку, прежде чем она успеет разрушить своим огнем ваши стены, и вы уверены, что вам это удастся, потому что в замке пушки гораздо больше, чем могут притащить с собой осаждающие, и потому что вы будете стрелять в них сверху.
Как я уже говорил, эта пушка была необычной величины. Она представляла собой железную трубу, перехваченную по всей длине медными обручами на расстоянии примерно фута друг от друга. Пушка покоилась на подставке из цельного дуба, а та, в свою очередь, крепилась к гигантскому колесу, располагавшемуся параллельно полу. Итак, хотя радиус поражения ограничивался тем отверстием, из которого высовывалось жерло пушки, можно было менять угол, а тем самым и направление огня, подымая и опуская ствол, а также поворачивая его из стороны в сторону.
— Для джентльменов вы не так уж плохо соображаете, как я погляжу. Полная башка этих долбаных мозгов! — заметил наш новый приятель, постучав указательным пальцем по своему грушевидному носу. Насколько мне известно, этим жестом здесь выражают уважение к разумности собеседника.
Итак, дорогой брат, чтобы защитить наши крепости от артиллерии султанов Бахмани, нужно приобрести более крупные и более точные пушки, чем те, какими располагают наши враги. Очевидно, мы могли бы догадаться об этом и сами и не было нужды отправляться за этой идеей на край света. Однако мы с Анишем надеемся еще выяснить кое-какие подробности насчет того, как обращаться с большой пушкой. Кроме того, вероятно, они здесь знают какие-то методы, улучшающие состав пороха для большей его эффективности.
Остаюсь, дорогой брат, твоим преданным слугой.
Князь Харихара».
Глава тридцать третья
«Дорогой брат,
мы провели здесь уже пять месяцев. Идет к концу шестой месяц 1460 года по христианскому календарю. Не могу сказать, чему это соответствует в нашем более сложном лунном календаре — мне понадобилась бы помощь наших ученых, — но, во всяком случае, миновало не менее года с тех пор, как мы отплыли из Гоа. Аниш полагает даже, что прошел год и два месяца.
Мы по-прежнему находимся в заточении; хоть мы и пользуемся определенным комфортом, мы не вправе выйти в город и можем лишь любоваться им со стены, а о возвращении домой и речи не идет. Нам не предъявили формального обвинения, но мы подозреваемся в симпатии к йоркистам, в том, что мы оказывали им помощь и поддержку. Когда Скейлз напивается допьяна и становится воинственным и злобным, он грозит нам дескать, в любую минуту он может подписать бумаги и нам отрубят головы прежде, чем мы скажем «Джек Робинсон» (я не знаком ни с каким Джеком Робинсоном).
Итак, мы сидим в мрачном Тауэре то ли дворце, то ли крепости, то ли тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132