Немедленно блокировать квадраты В-17, В-18 и А-17. Основное внимание квадрату В-17. Не снижаться до обнаружения объектов, у них есть тяжелое вооружение. Одну машину по пеленгу ко мне.
Он обернулся к Ваське.
— Выход перекрыть по всем правилам, вперекрест. В трубу не соваться. Мне не нужны ни герои, ни покойники.
— Товарищ командир, да это же…
— Отставить. У них, Вася, облегченная базука, а может, и еще что-нибудь. А в трубе не прыгнешь. Там можно только изжариться. — Рябов осмотрелся и показал места засады. — Если вылезут, постарайся одного взять живьем. Не обязательно целым. Можешь срезать ему ноги. Но живьем.
Хью бежал через кусты, обливаясь потом и не понимая, куда именно он бежит. По его лицу непрерывно текли слезы; ему было страшно жалко себя и обидно, что он послушался Фреда. Ведь можно было спокойно… Он споткнулся и упал, выронив пистолет себе под ноги. Фреда он потерял еще на выходе, и сейчас ему хотелось только одного — спрятаться от страшной, огромной птицы, что стрекотала где-то над головой, стрекотала все громче и громче, так что ветер сверху и со всех сторон шевелил кусты. Он пополз на четвереньках, пытаясь где-нибудь спрятаться, не трогать, не трогать никого, и может быть…
Тонкая сеть опустилась на него и вокруг него, так что Хью, мгновенно в ней запутавшись, принялся дергаться и кричать. Он кричал жалобным, пронзительным голосом, разрезая себе руки в кровь в бесплодных попытках разорвать капроновые нити. Через минуту рядом с ним опустился крутолет, и двое людей в пятнистой форме нагнулись над обезумевшим, извивающимся биором. Один из них ударил Хью по лицу так, что голова у того мотнулась в сторону, как будто он был не человеком из плоти, а тряпичной куклой, и Хью на несколько секунд потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что его тащат, заламывая руки, в крутой дет, и на запястьях уже защелкнулось что-то металлическое, черные браслеты без кнопок, связанные стальной цепочкой, что означало даже не стирание, а мучительную, окончательную смерть. Он почувствовал это и понял, что это так, и в ужасе, в слезах, торопясь, стал искать кольцо той единственной гранаты, шарика ребристого, про которую Фред говорил, что бросать ее надо только в самом крайнем случае, потому что он не знает точно, как ее бросать и что тут дергать. На какие-то доли секунды его обезумевшему от ужаса мозгу показалось что это, может быть, спасение, что его отпустят, если он дернет гранату, все вокруг испугаются, или пусть они взорвутся, только он же останется скован, и надо будет потом убежать и где-нибудь спрятаться, снять эти цепочки. Что взрыв прежде всего заденет его самого, Хью не думал, не успевал, он не думал, куда и зачем будет бросать гранату, он просто судорожно ее искал, искал свое последнее оружие и, найдя, вслепую начал крутить и рвать мягкими пальцами какие-то гнутые проволочки на ребристом, холодном ее боку. Наконец ему удалось что-то прочно захватить и дернуть, и тут же граната провалилась ему под куртку. Он полез ее доставать, изогнувшись и подвывая от страха, но охранник, заметивший движение, ударил его по рукам.
Взрыв прогремел у самого крутолета; двоих в форме расшвыряло в разные стороны, а Хью фактически разорвало на куски.
— Черт знает что. Прямо камикадзе какие-то. Хлопцы, целы?
Отто кивнул, растирая по щеке грязь.
— Нормально, хотя Ваську по рукам процарапало. Два осколка, остальное все на панцирь пришлось. Никто не ожидал, штандартенфюрер. «Овощи», и вдруг…
— Обоим на гауптвахту. Сутки. Тебе сразу, Ваське после медсанчасти. Подумайте там, чего надо ожидать от этой жизни, а чего не надо. В ней иногда случается такое, чего вообще не может быть. — Рябов улыбнулся. — Вот, например. Прямо кино. Беглецы, они же влюбленные.
Он внимательно смотрел в бинокль. Отто стоял рядом, ожидая команды. Рябов вздохнул:
— А ведь должен быть один. По нашей сводке бежало трое. Передай крутолету ориентир — одинокое дерево на холме. Очередью, восемь снарядов.
Фред выбрался наружу и сразу повернулся к Мэй. Она кинулась к нему, споткнулась, схватила его за руку, и они побежали. На какое-то время он забыл, что им удалось выбраться наружу; он забыл, куда и зачем они бегут, он только оглядывался, пытаясь понять, куда же делся Хью.
Но потом он забыл и о Хью.
Фред увидел птицу.
Небольшая, серенькая, она сидела на ветке дерева и чистила перышки. Птица забавно расправляла крыло, только одно крыло, и что-то чистила там клювом. Что-то клевала. Фред остановился, глядя на нее как зачарованный. Повеяло чем-то знакомым, до боли знакомым, даже как-то странно заныли виски. Ему показалось, что сейчас он обязательно вспомнит что-то очень важное; что-то нужное им обоим, и ему и Мэй. Та, оглядываясь и тяжело дыша, присела у ствола дерева и сжалась в клубочек. У нее кровоточили ноги, тапочки оказались очень неудобными. Мэй отдыхала и тоже смотрела на птицу. Фред подумал и сел рядом. Провел пальцами по влажной траве. Рука сразу стала мокрой, и на ней осталась чистая полоса. Они молчали, и Мэй осторожно прижалась к нему, как она всегда прижималась, когда ей было не по себе. Фред понимал, что все идет не так, как он рассчитывал, но — странно — ему было хорошо. Как никогда хорошо и совсем не страшно.
Он еще раз провел рукой по траве. Где-то не очень далеко застрекотало; хлопнули один за другим несколько выстрелов, что-то взорвалось. Дышать оказалось и легко, и трудно. Воздух был непривычно свежим, холодным, с каким-то запахом. Фред потянул носом. Это было похоже на «цветочную» кассету вентиляции. Неужели настоящие цветы? Он начал озираться.
И в этот момент запела птица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142