Так, например, удалось подробно расчертить караулку в самом центре базы — вплоть до теннисного стола, продавленных диванов вдоль стены и плевательницы. Особой ценности эта информация не несла. Были расписаны и сами караулы: где стоят наружные посты, когда они сменяются, кто из офицеров более тщательно дежурит, докуда реально доходят часовые, когда им поручено обойти весь периметр наружной стены.
А потом они обнаружили Плакат. И с этого момента вся остальная информация как-то потускнела.
Обычный, старый уже, выцветший предвыборный плакат.
С Борисом Николаевичем Ельциным. Все лозунги на этом плакате были тщательно замазаны черной краской, осталась только фотография. И сбоку внизу крупными буквами — надпись.
Как ни странно, заметили они его не сразу, а только на восьмой день. Откуда здесь, в этом красно-коричневом мире, мог взяться предвыборный плакат Ельцина?
Версия, что плакат— это сувенир гильбронавта, шутки ради наклеенный на забор базы, отпала сразу после того как удалось прочитать надпись.
Текст предназначался им.
Именно им, бежавшим с «Алатау» скалолазам; любому местному, будь он солдат, офицер-эсэсовец или мутировавший туземец, набор этих фраз не сказал бы абсолютно ничего. Он просто не привлекал внимания среди прочих объявлений, приказов коменданта местному населению и своеобразных рекламных афишек-лозунгов. Чистые, грязные, замазанные краской и наполовину истертые листы покрывали добрую четверть забора.
Текст под Ельциным гласил: «Всем, кто узнал этого человека, просьба сообщить его настоящее местонахождение, имя, отчество и фамилию по телефону 44-9-14. Спросить Рихарда Зорге или Евгения Шаталова». Рядом прилепился бессмысленный значок-иероглиф.
Скалолазы впали в устойчивое состояние шока.
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Ловушка для дураков. Позвоните нам, ребята, сами. Ты трубку повесить не успеешь, как у тебя за спиной эсэсовцы будут стоять.
— Ну, прямо-таки за спиной. Выбери автомат на отшибе, подумай, как удрать побыстрее, а потом звони. У телефона им нас не взять, это немыслимо.
— Смотря сколько ты будешь разговаривать.
— А сколько можно?
— Судя по фильмам, около минуты. Потом становится ясно, откуда звонят.
— Ну, это по нашим фильмам. Здесь они могут это и быстрее определять.
— Ладно, пусть полминуты. Что-то все равно сказать можно. Встречу назначить. Или удрать.
— Вот именно. По телефону ты ничего не решишь, придется назначать встречу. Это естественно.
— За полминуты можно почувствовать подвох и никуда не идти. Странная подпись — Рихард Зорге. Что-то очень знакомое… И закорючка какая-то…
— Тю, ну ты даешь. Мышь серая. Это же разведчик. Советский разведчик в Японии. Кстати, я этому Зорге почему-то верю.
— Разведчик из нашего мира?
— Ну да. О нем очень много написано.
— То-то и я что-то слышал. А как же он сюда попал?
— Смешно. Ты еще спроси, как Ельцин здесь оказался. Плакат с Ельциным— чтобы привлечь наше внимание, а фамилия Зорге — это подпись.
— Что значит подпись?
— Это значит, что с нами ищут связь не эсэсовцы, а разведчики, подпольщики. Кто-то из тех, кто борется с режимом.
— Да с чего ты взял?
— А ты подумай, как составлен текст. Ведь это объявление безобидно, непонятно для всех, кроме нас. Оно сливается с общей массой бумаг, ну, может, чуть-чуть поярче. Оно нейтрально. Ни Ельцина, ни Зорге здесь никто не знает. Так же, как и Женьку — разве что однофамилец найдется.
— Точно. Это специально, чтобы не вызвать подозрения ни у эсэсовцев, ни у мутантов. Обычный плакат. Его мог повесить любой из местных офицеров.
— Текст понятен только нам. Соответственно, он для нас и предназначен. Не для кого-то еще из нашего мира, а именно для нашей группы, потому как там стоит Женькина фамилия. Кто-то нас здесь ждет. И давно ждет, плакат-то уже выцвел.
— То, что это для нас, и ежу понятно. Позвоните, ребята. Снимите трубочку, наберите номер и спросите Рихарда Зорге. И ждите у трубочки, трубочку не опускайте. Идиотизм. Это ловушка. Специально для таких кретинов, как вы.
— А если нет?
— А если да?
— Да откуда здесь подпольщики? Или разведчики?
— При любой власти есть люди, недовольные режимом.
— Вот как раз при Советской власти их было очень мало. Во всяком случае, на свободе. А здесь еще и психоконтроль на каждом шагу.
— Так их, может, и здесь мало. Это, может быть, вообще один человек. Кто-то из старших офицеров, например. Кто-то, владеющий информацией. И он хочет выйти с нами на связь.
— А с чего это он властью недоволен, если он старший офицер? Что ему, погоны не нравятся?
— Откуда я знаю? На это может быть тысяча причин. Родственника расстреляли. Жену, сына, брата, отца. Или сам боится. Или еще что-нибудь. Недоволен, и все. Для нас этого достаточно.
— Ладно. Пусть так. Пусть он недоволен. Подпольщик. Оппозиционер. Троцкист. Но мы-то ему зачем? Какая от нас польза? И откуда он знал, что мы здесь окажемся?
— Так он хочет нам помочь. Предупредить наш мир. Он ненавидит коммунистов. Целый мир спасти, разве это не причина?
— Так и предупредил бы его сам, раз он старший офицер. Нас-то зачем дожидаться? Смотался б через гильбропереход и предупредил бы.
— Не хочет. Или не может. Не знаю. Может, там защита специальная стоит. Я тебе что, справочное бюро, что ли?
— Кстати, он не может быть один. Их по крайней мере двое. Кто-то ведь должен позвать этого Зорге. И фамилия эта наверняка ненастоящая, значит, этот кто-то должен знать, кого на самом деле надо позвать, когда спросят Рихарда Зорге. Так что это все-таки ловушка.
— Ну и что? Это может быть его домашний телефон. Он-то знает, что он и есть «Зорге».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142