Но опасно, очень опасно. Говорят. Никто не знает ничего определенного.
— Так может, они сами про себя эту болтовню и распускают?
— Все может быть. Во всяком случае, к советской власти короеды не имеют никакого отношения.
— Ну что ж, командир… Тебе виднее. Бог даст, прорвемся через этих… Насекомых.
Дорога тянулась вперед и вперед, и уже привычно катили по ней трактора. Как будто стало суше, меньше встречалось завалов, начинались более обжитые места. Впрочем, пока улучшение было незаметным. Временами вдоль дороги виднелись дренажные, отводившие воду канавы. Редкие прохожие, завидев «мехколонну», обычно прятались, убегали в тайгу или просто падали пластом в болотную жижу, хоронясь за невысокими кочками. Один только раз они нагнали скрипевшую на деревянных колесах телегу, в которую была впряжена мохнатая лошадка. Возница, совершенно лысый, безбородый мужик с бегающими глазками и втянутой в плечи головой, на вопросы отвечал бестолково. Не нужно было обладать способностями Мирры, чтобы понять его мысли. На поясе «туземца» висел длинный нож в ножнах, у кожаных сапог стоял заряженный арбалет. Окружившие его скалолазы, деликатно расспрашивая, с интересом рассматривали хитрое устройство — стрела была идеально прямой, очень острой, с трехгранным металлическим наконечником.
Сбивчиво, повторяясь и подмаргивая, с ужасом разглядывая многочисленные автоматы, мужичок рассказал, что у короедов якобы есть свои машины, топливо с нефтебазы и даже бронетехника. Что дороги на границах своего района они иногда минируют, и на минах этих взрываются и люди, и лошади, а вот свиньи мины чувствуют и не взрываются никогда. Так что местные часто используют своих тощих свиней в качестве саперов. Что лесом здесь ходить тоже опасно, так как можно нарваться на капканы или самострел. Что в Короедовке есть рабы, и их число может пополнить любой случайный прохожий. А за убитого короеда сжигают целую деревню.
По окончании разговора возница, заискивающе улыбаясь, протянул скалолазам на угощение тощий кисет. Димка, не забывший еще табачного голода, потянулся к нему с припасенной уже бумажкой, наткнулся на неодобрительный Женькин взгляд, пожал плечами и отсыпал не на одну, а на добрых пять самокруток. Больше никто на дармовщинку не позарился, поскольку предлагали очень кисло.
Грабить мужичка, разумеется, не стали, и он, стоя у своей мохнатой лошадки, долго провожал трактора взглядом. Ни намека на благодарность в нем не было, лишь удивление перед глупостью «трактористов».
Дорога становилась все лучше. Упавшие деревья были отброшены в сторону, кое-где на обочине большими кучами лежал валежник. Прямо вдоль дороги, одна за одной, шли длинные прямые канавы, до краев наполненные водой. Таким образом, очевидно, здесь отводили лишнюю влагу. Однажды скалолазам попались явные следы ремонта: промоину у ручья засыпали свежей щебенкой. По центру дороги виднелась устойчивая колея, попадались и многочисленные следы лошадиных копыт. Не сказать, что тракт выглядел очень наезженным, но и заброшенным он тоже не был. Сизый туман стелился вдоль канавы, застилая кустарник и чахлую еловую поросль; ни единого путника, ни даже щебета птиц. Только глухо рокотали трактора.
Человека, распятого на телеграфном столбе, первым заметил Димка. Густое облако мошкары висело над телом. Не видно было ни зрителей, ни охраны. Димка сразу прошел вперед, до небольшого изгиба дороги, и встал там с автоматом наизготовку. Трактора, поравнявшись со столбом, остановились. Лена перерезала ременные петли на бледных, без кровинки руках, и коченеющее тело обвисло. Человек был мертв.
Убийство это было, или казнь— распяли его совсем недавно. Сутки назад связанный человек еще жил. Простая, домотканая одежда, окладистая борода, грубые от мозолей ладони — это явно был местный житель, каких они часто встречали в небольших, с трудом выживающих деревушках.
Они не успели даже толком рассмотреть тело, когда впереди послышались выстрелы. Скалолазы мгновенно рассыпались в цепь. Чахлый кустарник подлеска, проколотого редкими соснами, и чернеющий каменной грязью поворот. Стрелял Димка.
Женька поднял руку, останавливая всякое движенье, и сделал знак Ромке и Володе, но отдать им какое-либо распоряжение не успел. Низко, почти касаясь верхушек сосен, в их сторону прошелестела зеленая ракета. По давным-давно оговоренному, но пока не применявшемуся кодексу световых сигналов это означало «все в порядке, быстро двигайтесь ко мне».
Взревели приглушенные было двигатели, и трактора выдвинулись на опушку леса. Дальше настоящей тайги не было; начинались поля и перелески. У окраинных кустов стоял Демьян, внимательно вглядываясь вниз, где по склону пологого холма как будто что-то двигалось. Автомат он держал наизготовку, а в груди у него торчала стрела, надломленная так, что оперение и большая часть древка свисали вертикально. Хмурые, раскосые глаза Димки были непривычно серьезны. Поймав на себе вопросительные взгляды, он небрежно смахнул стрелу рукой.
— Засада, напоролся, как цупик. — Он сплюнул и после паузы задумчиво добавил: — Твою мать.
— Тебя задело? — Ленка уже стояла рядом с перевязочным пакетом в руках. Димка отрицательно качнул головой.
— Две стрелы попали. В грудь и в плечо. Как поленом ударило. Если б не жилет…
— Сколько их было? — Женька, стоя на прицепе, пытался разглядеть что-либо в поросшей густым кустарником низине. Стоял он, впрочем, так, что от прицельного выстрела его прикрывала кабина трактора.
— Двое и было. Просмотрел я их. — Димка виновато моргнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142