Вспоминая страх и уважение в глазах Вани, своего детдомовского приятеля, Дмитрий был уверен, что сможет убить снова. Впрочем, теперь он надеялся получить за это награду. Именно поэтому сверхсекретное подразделение Тринадцатый отдел, в просторечии именуемое “Управлением мокрых дел”, привлекло к себе его внимание. Сотрудники этой службы оставляли за собой кровавые следы и, что было также немаловажно, стремительно поднимались по служебной лестнице КГБ после окончания своей недолгой службы в качестве полевых агентов.
Тринадцатый отдел, само существование которого так яростно отрицалось, занимался зарубежными операциями, связанными с применением насилия: похищениями, саботажем, налетами на конспиративные квартиры противника. И, конечно, убийствами...
Курсант Морозов хотел стать профессиональным убийцей.
Но прежде он должен был овладеть знаниями секретного агента.
Два раскосых татарина, офицеры советского спецназа обучали курсантов приемам рукопашного боя и использованию стрелкового оружия. Сергей Грозный, пожилой человек в гражданском костюме с изуродованным лицом и стеклянным глазом, учил Дмитрия и его однокурсников обращению с обычной и пластиковой взрывчаткой. Они научились конструировать адские машины из подручных материалов и компонентов, которые можно было приобрести в любой аптеке. Между собой курсанты шутили, что Грозный, должно быть, лишился глаза во время экспериментов с какой-нибудь бомбой, которую мастерил на досуге после работы. Миша Пономарев, однако, рассказал Дмитрию об их преподавателе другую историю.
– Он вел занятия в аудитории в этом самом здании, – рассказывал Миша, – когда сообщили о смерти Сталина. Грозный заплакал прямо на лекции, однако слезы текли только из его здорового глаза, так как вместо второго глаза у него уже тогда был протез. Двое курсантов на первом ряду рассмеялись, однако оба кончили плохо. Никто и никогда их больше не видел.
Человек-легенда – полковник Рудольф Абель, проведший несколько лет в Нью-Йорке в качестве разведчика-нелегала, разоблаченный в конце концов и обмененный на пилота У-2 Пауэрса, обучал курсантов основным правилам поведения в американском городе.
Дмитрию Абель показался морально сломленным человеком. После лекции Дмитрий увидел его в офицерской столовой – полковник сидел один, и никто не приближался к нему.
– Со времени его возвращения из Америки ему не очень-то доверяют, – поделился с Дмитрием Пономарев.
Вера Шевченко, хорошенькая сотрудница Управления связи, учила их кодировать, расшифровывать и передавать сообщения при помощи миниатюрных устройств. Именно она сообщила им, что большинство сообщений зарубежным агентам передается на волнах “Московского радио”, во время его музыкальных программ.
– Вы хотите сказать, что вы указываете “Московскому радио”, какую музыку передавать? – удивился Дмитрий. Вера кивнула. – Наш разведчик в Англии, который, к несчастью, провалился совсем недавно, – мрачно пояснила она, – получал инструкции при помощи шифра, основанного на четырех популярнейших мелодиях. Это были “Калинка”, “Щелкунчик”, “Танец с саблями” и “Лебединое озеро”.
Она же учила курсантов изготовлять невидимые чернила и фотографировать документы на микропленку.
Остальные офицеры-отставники преподавали им правила руководства полевыми агентами, обучали приемам обнаружения и отрыва от слежки. Полученные знания курсанты применяли на практике, упражняясь на улицах Москвы в урочные часы.
Самые интересные лекции читал им Ким Филби – агент КГБ, вынужденный бежать из Великобритании, хотя там он чуть было не возглавил британскую разведслужбу Дмитрий буквально пожирал Филби глазами. Перед ним был пожилой, начинающий седеть, но все еще красивый мужчина с молодым блеском в глазах. Несмотря на небольшое брюшко, изобличающее в нем любителя пива, и мешковатый костюм, он все еще выглядел значительным человеком. Во всяком случае Дмитрию так казалось. Может быть, в этом повинен был замечательный стиль его повествования, который сохранялся даже после перевода с английского на русский в исполнении тучного гражданского переводчика с неподвижным каменным лицом.
Как ни странно, каждая лекция Филби превращалась в резкую, обличительную речь, которая клеймила неуклюжесть и недальновидность зарубежных операций КГБ. Лектор обвинял агентов КГБ в повторении одних и тех же набивших оскомину действий и критиковал политическое вмешательство в процедуры анализа и оценки.
– Многие блестящие аналитики писали не отражающие действительного положения вещей обзоры не потому, что ошибались, – с горечью заявлял Филби, – а из желания угодить своему начальству.
Филби считал, что Московский центр поражен бюрократической болезнью и что вместо того, чтобы быть “хитрой и агрессивной организацией”, КГБ превратился в “огромного динозавра”, который не в состоянии больше действовать эффективно. Он предупреждал также, что советские агенты за рубежом “видны за версту благодаря скверно сидящим костюмам, сильному акценту, недостатку воображения и устаревшим методам ведения разведки”. Он считал, что, если КГБ в ближайшее время не изменится, то он будет уничтожен западными спецслужбами.
Это заявление Филби было встречено неуверенными смешками или недоуменными взглядами. Дмитрий был удивлен, что Филби разрешали подобные высказывания на лекциях, однако мужество англичанина, восставшего против привычной рутины госбезопасности, произвело на него сильное впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195