Дмитрий стиснул зубы. Он знал об этой еврейской традиции, хотя и пытался похоронить это знание, запереть в самых темных подвалах памяти. Незадолго до того, как уехать из Москвы, он организовал в КГБ отделение антисемитского общества “Память”. Разумеется, все это держалось в строжайшем секрете, однако к его ячейке присоединилось на удивление много сотрудников. Дмитрий вполне мог себе представить, что скажут его товарищи, когда узнают, что его мать была еврейкой. Его вышвырнут из организации, которую он сам и основал!
Дмитрий допил свой коньяк одним глотком.
– Раз ты так много знаешь об иудеях, – проговорил он слегка заплетающимся языком, – почему ты не отрастил эти... пейсы и бороду? И не носишь такую мягкую шапочку, как... как...
– Хасиды? – подсказал Алекс и улыбнулся. – Я носил... некоторое время.
– Что?! – Дмитрий недоверчиво уставился на брата. Алекс, негромко смеясь, кивнул.
– Да, – сказал он и поведал Дмитрию о лете, когда, почувствовав, что по горло сыт своим окружением в Университете Брауна, он отправился на поиски своих корней. Эти поиски привели его в здание по соседству с Бруклин Краун Хайте, где располагался штаб хасидской общины Любавитцера. – Они научили меня молиться и приняли меня в яшиву – так называется их религиозная школа, которая находилась на противоположной стороне улицы. Я даже начал носить ермолку и пытался отращивать бороду.
– Однако сейчас у тебя нет бороды, – заметил Дмитрий.
Алекс пожал плечами.
– Все это кончилось довольно быстро. Любая религия кажется мне бременем. Я увидел самоотречение и забытье, в которое впадали хасиды во время молитвы, и испугался. Я боялся, что, раз попавшись к ним на крючок, я превращусь в религиозного фанатика... – Он помолчал. – Хотя они на самом деле не были так уж фанатичны. Они были очень добры, они пели красивые песни и танцевали. Их любовь к жизни была простой и естественной. Должно быть, я поздно начал. Если бы им удалось заполучить меня лет на десять раньше, то ты сейчас разговаривал бы с этаким евреем в меховой шапке и длинном шелковом кафтане.
– Хвала Иегове!.. – с сарказмом подхватил Дмитрий.
Они расстались только на рассвете, пообещав друг другу встретиться завтра в это же время, чтобы выпить и поужинать вместе.
Дмитрий жил на пятом этаже в приземистом здании восемнадцатого века, и окна его квартиры выходили на Парк де Монсо. До дома он добрался на такси. По крайней мере в Париже он мог себе позволить не пользоваться своими обычными уловками – “чистилищами”, пересадками с одного вида транспорта на другой, конспиративными квартирами. Здесь у него была официальная должность представителя советского внешнеторгового объединения, и он мог действовать совершенно легально. Французская “Сюртэ” безусловно догадывалась, что его прислали в Париж не матрешками торговать, однако, покуда они не поймали его на месте преступления, он мог спокойно вершить свои дела у них под самым носом.
Он отпер дверь квартиры и вошел в маленькую прихожую. В квартире витал так хорошо знакомый запах, и всю его сонливость сняло как рукой. Свет он зажигать не стал. Быстро раздевшись, он шагнул в спальню, подкрался к широкой кровати и резким движением откинул в сторону одеяло.
Татьяна вздрогнула и проснулась, глядя на него в полутьме. Узнав его, она откинулась на подушки и раскрыла ему свои объятия. Ее обнаженное тело звало Дмитрия; оно принадлежало ему и готово было удовлетворить все его желания.
Когда Алекс вернулся домой, уже светало. Он прошел в комнату, снял трубку телефона и продиктовал телеграмму в Нью-Йорк для Нины: “Удивительные новости. Дмитрий в Париже. Встретился с ним сегодня. У тебя есть еще один красавец племянник. Подробности в письме. Люблю. Алекс”.
Повесив трубку, он открыл высокие французские окна и вышел на узкий балкончик своей квартирки. Воздух был свеж и прозрачен, и над черепичными крышами погруженного в сумерки города зловещей двухглавой тенью высился собор Нотр-Дам. Узкая полоска неба на востоке расширялась, превращаясь из серой в розовую, тронутую золотыми лучами еще скрытого за горизонтом солнца.
Это было захватывающее и величественное зрелище, однако мысли Алекса были заняты совсем иным. Незаурядное, страстное лицо Дмитрия накрепко запечатлелось в его памяти.
“После стольких лет я наконец встретил своего брата”, – размышлял Алекс. Дмитрий безусловно принадлежал к породе победителей; этот человек сделал себя сам. Выкарабкавшись из нищеты и голода, он сумел занять важное место в советской иерархии. Кроме того, Дмитрий был красив собой и умен. Но он лгал.
Алекс присел за стол и написал Нине длинное письмо, подробно остановившись на обстоятельствах их встречи с Дмитрием. “Ниночка, дорогая моя, – добавлял он. – Есть еще кое-что, не очень приятное быть может, но я должен обязательно сказать тебе об этом. Я не верю ни единому слову из того, что рассказал мне брат”.
“...Ты учила меня, Нина, никогда не верить в совпадения. Когда я оправился от удивления, вызванного неожиданной встречей с Дмитрием на набережной Сены, я начал думать. Я не могу поверить, что я получил приглашение из Института Восточной Европы и чисто случайно встретился там с Татьяной Романовой, которая в силу случайного стечения обстоятельств служит переводчицей в одном из представительств советских торговых фирм, где в это время, опять-таки случайно, работает мой брат. Меня не оставляет ощущение, что все это с самого начала было спланировано: грант в Институте, письмо из Парижа, встреча в библиотеке и все прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195