Я – совершенно вольная птица. Социальными пороками не страдаю. Мальчиком на побегушках у тебя не буду, но обещаю заботиться о тебе и следить за соблюдением твоих интересов. Гением себя не считаю, но достаточно в этой жизни пообтерся, и на мякине меня не проведешь – ты многому сможешь у меня научиться.Она хотела что-то сказать. Он поднял руку, не давая ей слова.– Ничего твоего мне не надо. Ни дома, ни машины, ни денег. Ничего. Я подпишу любую дурацкую бумажку, которую мне пихнут под нос твои адвокаты.– Если ты на мели, может, по крайней мере, намекнешь, на какие средства собираешься жить? – спросила она язвительно.Он глотнул пива из банки.– Не возражаю, если по счетам будешь платить ты. В этом смысле я не честолюбив.Она начала смеяться.– Ну, слава Богу, а то я уж заволновалась!Он подошел к ней, обхватил за талию и притянул к себе.– По-моему, мы с тобой будем еще той парочкой, а?– Я могу потерять все, а выиграть? Ничего, – слабо возразила она.Одной рукой он потер шрам под левой бровью, другой погладил ее упругую ягодицу.– Ты можешь выиграть меня. И знаешь, что я тебе скажу, богатенькая леди?Ну не смешно ли? Она снова почувствовала в своих жилах огонь желания. Хрипловато спросила?– Что?– Я сделаю тебя самой счастливой бабой в Голливуде.
ГДЕ-ТО НА СРЕДНЕМ ЗАПАДЕ… КОГДА-ТО В СЕМИДЕСЯТЫЕ…
Отца и его подругу девочка оплакала должным образом. Ее забрала к себе семья соседа-фермера, а все вокруг терялись в догадках – кто же мог совершить такое жуткое преступление? Поджечь дом и кремировать всех, кто был внутри? «Говорят, он хрустел, как обгоревший цыпленок», – перешептывалась хозяйка со своей подругой. Так ему и надо, думала девочка. Хоть бы Господь заставил его страдать. Хоть бы заставил его умирать тысячу раз. Ее никто и не думал подозревать. Наоборот, может быть, впервые в жизни она почувствовала любовь и сочувствие окружающих. У фермера с женой было четверо своих детей, и с самого начала было ясно, что ее они приютили временно. Она делила комнату с двумя сестрами и держалась замкнуто. Сестры – одной семнадцать, другой почти восемнадцать – воспринимали ее как незваную гостью. Хотя она была моложе их и училась на класс младше, ее репутация одиночки была им известна, и они считали, что она слегка не в себе. Звали их Джессика-Мей и Сэлли, и на уме и на языке у них было одно – мальчишки. «А Джимми Стебан – ничего себе», – говорила Джессика-Мей. «По мне Горман лучше», – подхватывала Сэлли. После этого часами обсуждались плюсы и минусы каждого. Иногда они замечали девочку и воинственно спрашивали: «А тебе кто из них нравится?» Она не отвечала, и тогда они заливались смехом и о чем-то шушукались. Фермерша была женщиной доброй. Муж ее был довольно бесцеремонным дядькой с огненными волосами и такой же бородой. И еще два маленьких злодея – десяти и двенадцати лет – эти целыми днями шкодничали. Все же девочка как-то вошла в эту семью и ждала, когда шериф найдет кого-нибудь из ее братьев или сестер, чтобы кто-то забрал ее к себе. О содеянном она не жалела. Отец и его размалеванная шлюха заслуживали свою участь. Больших денег в семье фермера не водилось, и вскоре девочке сказали: иди работать и вноси вклад в семейный бюджет. В выходные она стала подрабатывать в единственном в городке супермаркете. Прошел ее шестнадцатый день рождения. Но она никому не сказала. Кому в этом мире до нее было дело? По ночам в комнате, которую она делила с сестрами, девочка лежала и часами смотрела в потолок: что же с ней будет? Оставаться в городке она не собиралась и в тайне от всех начала откладывать чаевые, иногда достававшиеся ей в магазине. Формы ее наконец-то начали наливаться соком – подросла грудь, сузилась талия. Внезапно она стала выглядеть как женщина, и мальчишки в школе начали обращать на нее куда больше внимания, чем прежде. Особенно один, Джимми Стебан, он стал прямо-таки преследовать ее. Семнадцатилетний, черноволосый, спортивного сложения. Девочка старалась его не замечать, потому что знала: он нравится Джессике-Мей. Но он проявлял настойчивость – все время выпрашивал свидание и постоянно ошивался возле ее работы. Как-то вечером она разрешила ему проводить себя до дома. В кустарнике неподалеку от фермы он схватил ее и попытался поцеловать. Она так закричала, что он испугался и убежал. Но свои попытки не оставил, и, вопреки инстинкту, она в конце концов тоже им увлеклась, и вскоре они начали встречаться. Джессика-Мей была вне себя от ярости. Каждый день она осаждала мать: высели от нас эту жиличку. «Ей же некуда деваться, – объясняла мать – добрая душа. – Ее родню никто не может отыскать. Мы – люди богопослушные. А раз так – должны помогать ей, по крайней мере, пока ей не исполнится семнадцать». Джессика-Мей делала все, чтобы жизнь девочки стала невыносимой. Подбрасывала ей в постель дохлых мышей и тараканов, марала страницы ее школьных учебников, срезала с ее одежды пуговицы и все время поливала ее грязью И сестрицу, Сэлли, призвала на помощь. Та была только рада. Обе не чаяли от нее избавиться. Единственным ее утешением был Джимми Стебан. Он был с ней нежен и мил. Водил в кино, возил за город и вообще разговаривал с ней, будто она – нормальный человек. И когда в конце концов он попытался овладеть ею, она не смогла ему отказать. Как-то прохладным вечером на заднем сиденье старенького проржавевшего «Форда» его отца она позволила снять с себя блузку и тонюсенький бюстгальтер. С благоговейным трепетом он прикоснулся к ее грудям и стал говорить, как сильно он ее любит. Потом поднял ей юбку, стянул трусики и вошел в нее удалым жеребцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170