3 Десятый час утра застал Генри за завтраком, в размышлении над письмами, пришедшим с утренней почтой. Размышленья его были нерадостны. Особенно удручало одно письмо. Дафф и Троттер уведомляли, что не получили ответа на просьбу урегулировать задолженность и с большим сожалением вынуждены предпринять шаги. Генри мрачно раздумывал, какой смысл поставщики деликатесов и вин вкладывают в слово «шаги» — не поступят же они с ним, как с Алджи — когда вошла Келли.— Доброе утро, Хэнк.— Доброе утро, Келли.— У вас невеселый вид. Что-то стряслось?Есть вещи, о которых положено молчать. Генри любил эту женщину, но даже ей не готов был явить коршунов, терзавших его грудь.— Так, кой-какие досадные письма, — сказал он. — Да и вы что-то не блещете весельем.— Просто тоже беспокоюсь. У вас тут привидение в хозяйстве есть?— Не встречал. А что?— Вчера, после того, как мы расстались, ко мне пришел Уэнделл, весь трясется. Говорит, что видел человека на лужайке. И не просто человека, а того самого, который нехорошо смотрел на него в баре. Я вышла с кочергой и, конечно, никого там не обнаружила. Я подумала было, что это фамильное привидение, но, раз вы говорите, что тут таких не водится, значит, ему от напряжения начало мерещиться всякое разное.— Плохо дело.— Хуже некуда. Теодору тоже, бывало, мерещилось невесть что, а такие вещи бывают в роду. Знаете, отчего это у него, я думаю?— Отчего?— Он выгнал Кларенса и мучается, что теперь Лоретта ему кого-нибудь подсунет. Сегодня же поеду в Лондон и найду Уэнделлу нового камердинера. Сяду на вечерний поезд и остановлюсь в отеле, чтобы вечером пойти на шоу. Хотите со мной?— Охотно бы, да я обещал встретиться с викарием насчет школьного пикника.— Отложите на потом.— Уже два раза откладывал. Больше нельзя.— Жалко. Здорово было бы поехать вместе. Ладно, такова жизнь. Насчет Уэнделла. Обидно до слез, что это портит ему визит. Ему так здесь нравится. Он просто бредит вашим домом.Генри вздрогнул.— Эшби-холлом?— Ага. Так мне и сказал. Только подумать, говорит, что все его предки жили здесь сотни лет. По виду не скажешь, но вообще-то он жуткий романтик.Генри не верил своему счастью.— Ему правда нравится это архитектурное чудовище?— Дом его мечты.— Вот и купил бы его.Келли изумилась.— Но вы же не продадите?— Еще как продам!— Но мне казалось, что вы, поместные землевладельцы, или как это называется, скорее умрете, чем расстанетесь со старым домом.— Я — нет. Мне нужны деньги.— Всем нужны.— И я объясню, почему. Будь у меня хорошенькая кругленькая сумма, я попросил бы вас выйти за меня замуж.— Что?!— Я сказал.— Ну, Хэнк Параден, ты убил меня наповал. Ты правда хочешь на мне жениться?— Больше всего на свете.— Удивительное совпадение. Только вчера, когда мы болтали под луной, я подумала, как здорово было бы выйти за тебя замуж.Человеку, сидящему за столом, трудно стремительно вскочить, но Генри, опрокинув стул, справился с этой задачей.— Келли!— У меня это с самого первого дня, как мы познакомились.— Не верю!— Что тебя удивляет?— Ты такая замечательная!— Ты — тоже.— Я? Я — пустое место. Стареющий Алджи.— Кто такой Алджи?— Мой племянник. Лодырь и дармоед. Я тоже. Я не достоин поцеловать как это называется твоего платья.— Если это все, что ты хочешь поцеловать… — сказала Келли. — А вот это ты должен будешь делать каждую минуту, если не чаще, — добавила она, по прошествии некоторого времени.Генри по-прежнему сомневался.— Ты уверена, что не совершаешь ошибку?— Еще как уверена.— Если Стикни не купит дом, нам придется худо.— Ну и что?— Тебя это не заботит?— Я только рада. По-моему, люди, которые женятся практически без денег, самые счастливые. Когда бедному человеку удается выкроить хоть немного, он веселится от души. Богатым все скоро приедается, и любовь угасает.Этого Генри вынести не смог. Он не хотел бы противоречить ей даже в такой мелочи, но тут она перегнула палку.— Нет, — твердо сказал он. — Моя любовь к тебе не угасла бы, даже будь у меня миллион.— Могла бы угаснуть.— Нет.— Я просто сказала, что могла бы.— Не могла бы.— Ладно, — уступила Келли, — я просто говорю, что куда приятнее считать каждый цент, и ездить в Лондон на ланч и утренний спектакль в твой или мой день рожденья, а мне самой шить себе платья, чем… чем…— Наоборот.— Да, чем наоборот. Было бы совсем не то, если бы Теодор оставил мне миллион, а не умер бы по уши в долгах.— Ты совершенно права. Мы бы не пережили всего того, что нам предстоит, и не чувствовали бы себя такими близкими.— Я знала в Нью-Йорке одного бедолагу, который унаследовал от отца двадцать миллионов и женился на девушке, у которой было в два раза больше.— Что с ним стало? — в ужасе спросил Генри.— Не знаю. Наши пути разошлись. Но только вообрази этих двоих!— Кошмар!— Чего их ждало хорошего?— Страшно подумать. Как его звали?— Кадуолладер. А ее — Алленби.Несколько мгновений Генри стоял в молчании, потрясенный трагедией этих несчастных. Он готов был разрыдаться и видел, что Келли тоже с трудом сдерживает слезы. Она заговорила первой.— Что там под крышкой? — спросила она.— Копченая селедка, — ответил Генри.— Вперед! — воскликнула Келли. — Я могу съесть дюжину. Глава седьмая Лондонский поезд остановился в Эшби Параден, чтобы высадить пассажиров: двух мальчиков, двух девочек, одного младшего священника, трех фермеров, отставного полковника и Алджернона Мартина. Он предпринял это дорогостоящее путешествие — пришлось заложить запонки, чтобы купить билет — с единственной целью укорить Билла Харди. Алджи смертельно обиделся на друга и не собирался выбирать выражения.В Эшби Параден все близко, и лишь несколько шагов отделяют вокзал от «Жука и Клена».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46