К тому времени, когда Кадберну удалось высвободить палаш, ухватившись за рукоять двумя руками и наступив мертвецу ногой на физиономию, любитель проламывать черепа пришел в себя, но подняться уже не успел – Кадберн изо всей силы рубанул его по запястью.
Бой давно уже перешел в рукопашную схватку, потому что порох и пули у хамилайцев кончились: они дрались, прикладами и саблями. Получалось не так уж плохо, и вскоре, впервые с начала сражения, брешь в стене полностью перешла в руки защищающейся стороны.
Кадберн воспользовался затишьем, чтобы немного передохнуть. Внизу, на склоне, спускающемся к восточной оконечности острова, перегруппировывались неприятельские шеренги: хотя численное преимущество все еще оставалось на стороне атакующих, они заметно обессилели. Кадберн не сомневался, что и второй штурм будет успешно отражен. Еще дальше, на самом берегу, виднелись очертания лодок, на которых враг спустился по реке. Сколько их понадобится, чтобы оставшиеся в живых вернулись восвояси?
– Еще разок поднажмем – и им конец, – бодро сказал стоящий рядом чумазый солдат со сломанным огнестрелом в одной руке и штыком в другой. Кадберн удивленно посмотрел на него: солдат, похоже, говорил совершенно серьезно.
– Думаю, лучше подождать их здесь. На открытом пространстве, тем более в темноте преимущество будет за ними.
– И то правда, – согласился солдат, оглядываясь. – Жаль, нет лонггонов. Живо бы смели их с острова.
Кадберн сдержанно кивнул.
Со стороны неприятельских порядков донесся крик: враг снова пошел на приступ.
– Не терпится им, – пробормотал солдат.
Кадберн сжал рукоять палаша – ему тоже не терпелось.
Краем глаза он уловил какое-то движение и, повернувшись, увидел то, чего никак не ожидал увидеть: женщина с огнестрелом вела раненого мужчину, который держался за ее пояс. Лишь через несколько секунд он узнал в удаляющихся фигурах ривальдийского Кевлерена и его Избранную, но остановить их не успел – противник уже лез со всех сторон.
Сражение на Кархее продолжалось. Эриот то дрожала от страха, то горела злостью, то парила на волне эйфории. Ничего не понимая в происходящем, она старалась не отставать от прорубавшегося через ряды противника Ардена, кричала, потому что кричали все, и таскала за собой тяжеленную кувалду. Дважды враг приблизился достаточно близко, чтобы Эриот могла пустить свое оружие в дело: в первый раз вес кувалды оказался слишком велик, и противник промчался мимо, даже не поняв, насколько близок он был к смерти. Во втором же случае она уронила молот на ногу неосторожному солдату и немало порадовалась, наблюдая за тем, как он, ускакав прочь на уцелевшей ноге, угодил под дубину пожилого колониста.
Удивительно, что при всей суматохе и воинственном настрое с обеих сторон потерь поначалу было очень мало. Крики, толкотня, пинки и агрессивность – этого имелось в достатке, но энергия уходила главным образом в пот и бессмысленную суету. Эриот видела объяснение в неопытности одних и скверном вооружении других.
Следуя за Арденом, она то и дело наступала на различные части тел и не подлежащие опознанию кровавые обрубки плоти, задыхаясь от смрадного запаха крови. В общем же до появления на поле боя белокурого демона во главе небольшого, но должным образом вооруженного отряда сражение шло ни шатко ни валко, а временами и почти замирало.
Стратег – властная блондинка по имени Гэлис Валера – действовала энергично. Она вела воинов в наступление, отдавала приказы, распоряжалась, подгоняла. Одних колонистов Гэлис отправила латать стену; другим дала задание собирать брошенное врагом оружие.
С ее появлением все изменилось, обороняющаяся сторона стала брать верх, а у Эриот появилась надежда, что она, держась Ардена, быть может, еще и выйдет из битвы живой.
Самым большим откровением для жестянщицы стал тот факт, что большая часть воюющих – как с одной, так и с другой стороны – не проявляют особой активности, а просто стоят и ждут, когда боевые действия сами докатятся до них. Многие, устав с непривычки махать оружием, отходили в сторонку и наблюдали за происходящим, стараясь восстановить силы. В мерцающем свете нескольких факелов ночная баталия напоминала сцену из спектакля с участием ограниченного числа актеров, уродующих друг друга на глазах бурно переживающей публики.
Впоследствии Эриот так и не смогла вспомнить, когда именно в ходе сражения произошел решающий перелом. В какой-то момент солдаты обеих сторон выстроились друг против друга двумя длинными шеренгами в широкой бреши между краями недостроенной стены. В следующий миг враг вдруг отступил: словно по команде, совершая запланированный маневр, напоминающий внезапную смену направления летящей стаи птиц, развернулся и устремился к берегу.
Однако сил, чтобы преследовать противника, ни у кого не нашлось. На глазах у колонистов неприятельские солдаты скатились по склону и начали спускать свои лодки на воду, после чего на поле брани воцарилась гнетущая тишина, неестественность которой подчеркивали звуки далекого боя, доносящиеся со стороны Херриса, и жутковатый отсвет огромного пожара на противоположном берегу.
Гос знал – самое трудное выпало на его долю. Атака уже увлекла Линседда – восторгом скорости, запахом крови, пьянящим ощущением бьющего в лицо ветра, звоном металла. Но он сдерживался, напоминая себе, что дело командира – не искать славу, а добыть победу.
В свете бушующего за спиной пламени Гос видел сбивающиеся в кучу неприятельские колонны. Двигаясь вверх по склону, к Длинному Мосту и Цитадели, противник остановился и повернулся лицом к хамилайским кавалеристам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143