Доктор Ленуар нахмурился.
– Но о какой опасности вы говорите?
Больной только собрался ответить, как в дверь, ведущую во внутренние покои, тихонько постучали. Вошла камеристка графини с микстурой.
– Госпожа графиня, – сказала она, – просит господина графа ее извинить. Она переодевается к балу, но хочет, чтобы господин граф принял лекарство вовремя. Она поднимется к вам узнать, как дела, лишь только будет готова.
Ленуар взял микстуру у камеристки. Когда та ушла, больной потребовал:
– Покажите!
Ленуар протянул ему пузырек, обычный аптечный пузырек, распространявший тот тяжкий запах, которым разит из дверей любой аптеки. Отвратный запах! Прогресс, коего задача сделать мир чище и приятней, непременно должен нас от него избавить.
Жулу глянул на пузырек и сказал:
– Он побывал в ее руках. – Потом добавил: – Я лучше приму другое лекарство. Кажется, мне стало лучше.
Другое лекарство было в кармане доктора Ленуара; видимо, Жулу уже принимал его, пока они беседовали.
– Да, час прошел, пора, – сказал доктор, глянув на часы.
Однако прежде он вытряхнул несколько капель аптечного варева в стакан и выплеснул их в огонь, а пустой стакан поставил на ночной столик.
Проделав все это, доктор Ленуар вынул сафьяновую коробочку. Такие коробочки нынче известны всякому, хотя одни восхищаются ими, другие беспрестанно бранят, причем своей славе коробочки обязаны скорее хуле гонителей, чем восторгам приверженцев. Эти превозносимые и проклинаемые коробочки, которыми теперь лечится добрая половина Парижа, проникли в министерские кабинеты да и кое-куда повыше, и всюду, куда ни попадут они, рассеивается зловонный дух древней фармакопеи. Итак, доктор извлек коробочку.
В наше время коробочки удостоились официального признания, а на их крышках красуется тисненное золотом изречение, ставшее девизом великого ученого по имени Ганнеман: «Подобное исцеляется подобным».
Заметим: в свое время граждане Лейпцига изгнали великого Ганнемана из своего города, швыряя в него камнями, а ныне отлили ему в бронзе памятник и поставили на главной площади. Таков людской обычай – что в Лейпциге, что в любом другом уголке мира.
В 1843 году Ганнеман был еще жив, а его коробочки запрещены.
Но не станем разглагольствовать о медицине, чтобы не добавлять в общий хор голос очередного невежи! В науках мы не сильны, однако в успехе кое-что смыслим, пусть даже причастились к нему лишь тем, что горячо рукоплескали нашим более удачливым собратьям.
Поверьте, дело именно в этом, ибо коробочки (вопреки уродству и заумности прицепившегося к ним словечка «гомеопатия») имели самый шумный и головокружительный успех, какой нам довелось наблюдать за нашу жизнь.
Из коробочки был извлечен и положен на язык больного крошечный шарик, предмет злорадных насмешек. Никакого чуда не произошло.
Только скажи вам кто теперь, что этот больной при смерти, что недуг может убить его нынче же ночью или наутро, вы бы сочли это глупой шуткой.
– Я всецело доверяю вам, доктор, – помолчав, сказал Жулу. – Я вам все скажу. К Маргарите меня влечет необъяснимая страсть. Так было всегда, с первого дня. Я ненавижу и люблю ее одновременно. Прежде, когда меня звали дураком, обнимая ее голову, я жаждал швырнуть ее на пол и растоптать, а миг спустя был готов тысячу раз умереть за нее.
Теперь доктор слушал его несколько рассеянно. Внезапно он переменил разговор:
– Так вы уверены, что Господин Сердце придет на бал?
– Не сомневаюсь, – отвечал Жулу. Доктор Ленуар глубоко задумался.
Меж тем шум на первом этаже и во дворе нарастал. Послышались шаги – одни в коридоре, другие – в конце аллеи, соединявшей покои графа с домиком принцессы.
Доктор прислушался.
– У вас не найдется еще какого-нибудь маскарадного костюма? – спросил он и поправил перину, пряча костюм Буридана.
– Тут есть несколько домино, – сказал граф.
– Хорошо, – сказал доктор Ленуар. – Нынче я не буду отлучаться далеко и самолично принесу вам третью порцию лекарства.
Он отодвинул свой стул от постели больного, и тут обе двери одновременно распахнулись.
Через внутреннюю дверь в комнату вступил вулкан; дверь из сада впустила «летнее облако».
Это было нечто неописуемое, не знаю, как и назвать: два изумительных пышных букета из газа, атласа, кружев и драгоценностей. Графиня ослепляла; Нита была само очарование.
Обе вошли без масок.
Маргарита подбежала к своей воспитаннице и схватила за руку. Доктор в восхищении поклонился обеим.
– Давно не имел чести видеть вас, принцесса, – сказал он.
– Как? Вы знакомы? – удивилась графиня.
– Доктор Ленуар! – воскликнула Нита. – И вправду давно! Я тогда была маленькая, покойный отец так часто рассказывал мне о вас.
Она протянула Ленуару прекрасную ручку, и тот коснулся ее губами.
– Сударыня, – сказал он, беря шляпу и откланиваюсь, – счастлив сообщить вам, что нашему больному намного лучше.
– Чудно, чудно! – вскричала Нита, подставляя графу лоб для поцелуя. – А то и праздник не праздник!
Граф поцеловал ее и шепнул:
– Я должен его увидеть… Во что бы то ни стало!
Маргарита тоже подошла к графу и выразила свою радость (ибо на лице ее была написана радость), но сдержаннее. Посмотрев на нее, доктор сказал:
– Можете преспокойно заниматься гостями, сударыня, я берусь присмотреть за графом и всячески за него ручаюсь.
Нита подошла и благодарно пожала ему руку. Графиня побледнела, на ее лице отразилась тревога.
– Благодарю вас, – проникновенно сказала она. – Надеюсь, доктор, Господь воздаст вам за ту радость, которую вы нам доставили.
Доктор поклонился и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159